Кольцо странника

И как чуял – на третий день пути там, где Дон, встретив отвесный берег, круто поворачивает на восток, столкнулся нос к носу с половецкими дозорными. Спас его приречный лесок, негустой, уже по-осеннему голый. Притаился за орешником, коню глаза тряпицей прикрыл – не заржал бы призывно, завидев половецких кобылиц. Проклинал сам себя, что не пешим отправился. Верхом-то, конечно, быстрей, да пеший неприметнее...

Половцы ускакали, но Всеслав еще долго сидел в зарослях, обливаясь отвратительным ледяным потом. Не смерти, не полона боялся – вспомнил живо, как жили в половецком стане с князем Игорем, вспомнил Олуэн и теперь трясся всем телом, точно вернулись снова те страшные времена.

Кое-как превозмог себя, выбрался из леса и шагом поехал вдоль берега. С полуденной стороны, насколько хватало взгляду, простиралась степь, сливалась вдали с синим небом...

... Двое знатных половецких батуров, скрывшись в тени белой прибрежной скалы, молча следили за русичем.

– Сними его стрелой, – вяло посоветовал один.

– Зачем стрелой? – откликнулся его товарищ. – За такого батура можно получить серебра – на воз не уложишь.

Подождем, когда подойдет поближе.

У высокой белой горы, похожей на крепостную стену, спешился – отойти по малой нужде. Только услышал, как за спиной переступил и тоненько заржал конь – словно черти, выпрыгнули два половца, скрутили, поволокли... Даже не успел застыдиться своего позора – так смешно стало. Попался, попался как мальчишка несмышленый!

Половцы, одним махом скрутившие арканом русского богатыря, остановились на миг и недоуменно переглянулись – полонянин не осыпал их злобными проклятьями и жалобами на свою судьбу, а звонко, весело расхохотался...

Хан Чурын в те дни принимал знатного иноземного купца.

Сидели в тени шатра, лениво потягивали кумыс. У купца, именем Феофан, рожа была самая ненадежная, лисья, и говорил сладко, точно пел песню:

– Великий хан мог уже убедиться – товары у нас самые лучшие. И они нужны великому хану, не так ли? Теперь осталось столковаться, и здесь все будет зависеть от щедрости хана. Мы же со своей стороны готовы идти на уступки и даже торговать в убыток себе...

– Вот как? – хан поднял бровь, на умном лице мелькнула насмешка. – Прав ты, купец, есть у нас нужда в твоем товаре. Да и тебе нужны сильные рабы и красивые рабыни, отборные меха, золото, дорогие каменья... Надеюсь, каждый будет со своей выгодой.

Купец опять принялся напевать сладкую лесть, обещал прославить мудрость и щедрость хана на всем своем пути. Но Чурын уже не слышал его – смотрел вдаль, туда, где клубилась пыль.

– Наши батуры редко возвращаются с пустыми руками, – бросил в ответ на вопрошающий взгляд купца.

И верно – вскоре перед ханским шатром предстали доблестные воины в запыленных доспехах. Их глаза светились веселой гордостью. Поклонившись хану, они застыли, ожидая его слова.

– Говорите! – приказал хан.

– Великий хан! – сказал один из воинов, тот, что был постарше. – Все, что добыли наши мечи, принадлежит тебе. Мы приносим тебе в дар полонянина. Он статен и силен, и стоит большого выкупа...

Молодой воин засуетился и подвел под взор хана связанного пленника. Он и правда был молод и силен, да еще и красив – русые кудри спадают на гладкий лоб, ярко-синие глаза сверкают... Феофан заерзал на месте – за такого раба немало денег можно было бы получить на константинопольском рынке.

Но не показал виду, состроил каменную морду. Но трудно было укрыться от проницательного взгляда хана.

– Как по-твоему, это хороший раб? – обратился он к своему гостю с вопросом.

– Да... – промямлил купец. – Он, конечно, молод и, по-видимому, силен. Но посмотри, великий хан, как злобно сверкают его глаза, как он стискивает зубы! Такие не живут долго в неволе – они либо убегают, либо умирают от тоски...

Хан покосился на Феофана с удивлением. Он не ожидал от хитрого купца такой мудрости, хотя и понимал – купец просто сбивает цену. Какое ему дело, сбежит раб или умрет, и как скоро это случится? Все равно ведь берет не себе, а на продажу. Покупатель же может оказаться не столь проницательным.

– Столкуемся... – лениво сказал хан и махнул рукой. – Отведите пленника. Накормить его и стеречь бережно. Убежит – голову сниму!

Всеслава увели, поместили в небольшом шатре. Руки, правда, развязали, но стерегли пуще глаза – день и ночь возле шатра стояла охрана. То ли дело было, когда коротали с князем деньки в становище Кончака! Но странно – теперь Всеслав ощущал в душе странный покой, точно свершилось что-то предрешенное, верное, могущее направить его жизнь по иному, правильному пути.