Колыбель для Ангела

– Пойми же ты, Азаров, – пытался убедить его Шумилин, – как бы там ни было, все решено. От меня, а тем более от тебя, ничего не зависит. Миронец, независимо от нас с тобой, неминуемо добьется своего. Это лишь вопрос времени. Я никогда не суюсь в политику, но во все времена гибкость в тех или иных ситуациях позволяла мне находить оптимальный вариант. Нынешнее положение дел как раз требует подобной гибкости. Если ее проявишь не ты, ее проявят другие. В таком случае ты утратишь с таким трудом завоеванные позиции. Это-то тебе понятно?

– Как же тут не понять! – театрально развел руками Азаров. – Проявить гибкость, максимально прогнувшись.

– Так, Азаров, – Шумилин ударил по столу и зло сверкнул глазами. – Паясничать в моем кабинете я никому не позволю. А тебе могу посоветовать больше анализировать ситуацию и делать выводы. Твой скандальный характер хорошо всем известен, поэтому не так много изданий, где тебя ждут с распростертыми объятиями. Ты умный мужик, Азаров, и нам с тобой незачем играть в «морской бой». Я тебя давно терплю, но и у меня имеются нервы. Ты помнишь, с чего ты начинал в нашем журнале? Хочешь снова вернуться к третьеразрядным рубрикам? Тебе предоставляется шанс. Можно сказать, один из решающих в твоей жизни. Не воспользоваться им глупо. Миронец выбрал тебя и к этому нужно отнестись философски. Он все-таки негласный хозяин журнала, да и вообще – весьма влиятельная персона. Попробуй воспользоваться случаем и, может быть, в твоей жизни все круто изменится.

– Может быть, может быть, – Азаров задумчиво потер переносицу. – Я могу идти?

Шумилин решил, что Азаров принял его доводы, и лелея эту надежду, стал успокаиваться.

– Иди Азаров, иди и работай. И я тебя очень прошу, постарайся сделать так, чтобы результат устраивал тех, кто от нас этого ожидает. И папочку с материалом не забудь, – Шумилин аккуратно, одним пальцем подвинул папку на край стола, в упор глядя на Азарова.

Когда Азаров вышел, Шумилин устало откинулся в кресле. Сейчас он был зол не столько на Азарова, строптивость и принципиальность которого всегда его раздражала. Больше его злил Миронец, который настойчиво требовал, чтобы статью написал именно Азаров. В редакции было полно других журналистов, способных не менее успешно и без лишних вопросов справиться с этой работой, однако Миронец категорически отклонил все кандидатуры. Шумилину расчет Миронца был в общем-то ясен – уничижительная статья, разоблачающая прежнего губернатора, к тому же написанная известным своей принципиальностью и честностью журналистом, будет воспринята как неоспоримая истина, опровержение которой потребует определенных усилий. Однако весь основной груз при этом ложился на его, Шумилина, плечи. Ведь именно ему предстояло заставить этого несносного Азарова воплотить в жизнь замысел Миронца. В то же время он осознавал, что Азаров далеко не наивный мальчишка и прекрасно понимает, что пытаются сделать его руками. Но по его, Шумилина мнению, также должен понимать, что с такими людьми, как Миронец, нужно быть предельно осторожным. Лично Шумилина озноб пробирал при одном только взгляде Миронца. Это было на уровне подсознания. Он прекрасно знал о могуществе Миронца и надеялся, что и Азаров испытывал те же ощущения при встрече с Миронцом, поэтому не терял надежду, что тот выполнит поставленную задачу.

Язва вновь настойчиво напомнила о своем существовании.

Азарова действительно беспокоили некоторые ощущения, но совершенно иного характера, нежели те, что волновали Шумилина. Сидя за рабочим столом перед выключенным компьютером, он никак не мог освободиться от ощущения, что в пустом кабинете присутствует кто-то незримый. Он несколько раз обвел взглядом кабинет. Три стола его коллег – журналистов были пусты. Однако чувство постороннего присутствия было неотвязным.

Черный экран монитора внезапно вспыхнул в полумраке кабинета, словно рассветное зарево. Оно, медленно разливаясь, волнами заполнило помещение. Азаров от неожиданности отпрянул от стола. Всматриваясь в яркое свечение монитора, ему почудились очертания едва различимого образа, который, словно в дымке, то проявлялся четче, то размывался. Что-то в этом образе показалось ему очень знакомым, даже близким. Затем образ разложился на графическое изображение текста, который сопровождал шепот. Шепот был тих и далек, словно заблудившееся во времени эхо. Слов было не разобрать. Слух едва различил: «…осторожнее…готовься…». Графический текст же излагал то, что всего лишь в зародыше зрело в его сознании. Это был текст его будущей статьи. Содержание этой статьи пока лишь теплилось в его сознании, и не было известно никому. Однако оно уже было воспроизведено на мониторе. Где-то глубоко в душе Азарова лишь только начало зарождаться беспокойство по поводу того, что мысли его уже стали чьим-то достоянием, как все вдруг исчезло.

Свечение так же внезапно погасло и в кабинете вновь воцарились полумрак и тишина.

– Типичная галлюцинация, – словно подбадривая себя, громко произнес Азаров. Он потер ладонями глаза. – Нервишки, однако.