Колыбель для Ангела

«А Савельев убеждает меня, что я здоров, – продолжил он про себя. – Разве бывают галлюцинации у здоровых людей? Нет, Серега, что-то ты во мне не разглядел. Или мне не досказал. Вообще я не очень понял, о чем ты говорил. Может быть, ты и сказал мне что-то важное, а я тебя просто не понял? Как бы там ни было, пора отдыхать».

Стряхнув оцепенение, Азаров перевел взгляд на провод питания компьютера и вновь опешил. Соединительная вилка провода по давно заведенной привычке была вынута из розетки и покоилась на системном блоке. Он вспомнил, что сделал это еще утром.

Он решительно встал, выключил свет и направился к выходу. На пороге кабинета он оглянулся на безжизненный экран монитора, пожал в недоумении плечами и закрыл кабинет.

Выйдя на улицу, он испытал облегчение. Несмотря на то, что летняя духота еще правила бал, легкая вечерняя прохлада уже начала свое робкое наступление. По тротуарам вдоль Пушкинской неторопливо и расслабленно двигалась разношерстная толпа. Была пятница и люди, уставшие от напряженной суеты рабочей недели, предвкушая выходные дни, замедляли немыслимую урбанизированную гонку. Летние кафе были уже заполнены до отказа. Кому не хватило места, разместились на лавочках, в аллеях. Недельная суета сменилась расслабленным гулянием.

Разноголосая музыка доносилась со всех сторон. Тексты хип-хопа заглушались незамысловатой какофонией попсы, но вырвавшийся откуда-то рок глушил все остальное, разрывая в клочья томность вечера.

Покрывая сиреной весь этот музыкальный коктейль, расплескивая в стороны фиолетовые блики, куда-то пролетела карета скорой помощи. Увлеченные собственным досугом, никто не обратил на нее внимание. Лишь пожилая пара, медленно прогуливающаяся по тротуару, приостановившись, грустно сопроводила машину взглядом.

Азаров также остановился, наблюдая за сверкающими огнями удаляющейся «скорой». Он бы не смог объяснить, чем она привлекла его внимание. Просто ему очень захотелось, чтобы эта скорая помощь прибыла на вызов вовремя.

***

Стоя у окна со стаканом холодного чая, Азаров наблюдал, как заканчивается день. Угасающее солнце, уходя за горизонт, медленно притянуло за собой длинный черный шлейф ночи. Город начинал расцветать разнообразными искусственными огнями, которые, словно осколки разноцветного стекла, поблескивали и смешивались с медленно проявляющейся звездной россыпью. Лишь едва различимый горизонт обозначал границу между этими похожими, но совершенно разными мирами огней.

Вечер все еще был душным, как и подобает южному июльскому вечеру. Тепло, накопившееся в течении дня в камне, бетоне и асфальте, теперь волнами извергалось обратно и заполняло окружающий воздух. Азарова радовал тот факт, что на сорокаметровой высоте его этажа движение воздуха было гораздо более значительным, чем там, внизу, и он наслаждался каждым его дуновением, врывавшимся в открытое окно.

И все же это идиллическое восприятие тихого летнего вечера нарушалось необъяснимым беспокойством надвигающейся угрозы какой-то неясной темной силы, нависающей над городом. Он сел на диван и уперся взглядом в злополучную пластиковую папку, лежащую на журнальном столике. Именно она сейчас казалась олицетворением той темной, надвигающейся угрозы и он ощущал себя последним бастионом на ее пути. Ему даже представлялось, что он понимает значение этой угрозы, но свою роль в этом спектакле теней определить пока не мог.