Колыбельная для моей девочки

Дверь распахнулась, и Энджи замерла, держа медвежонка руками в перчатках. Своей широкой фигурой Мэддокс заслонил весь проем. Черное пальто, взъерошенные иссиня-черные волосы, красный галстук на белоснежной рубашке. За день на подбородке вылезла темная щетина. От усталости под глазами залегли темные тени и резче обозначились вертикальные складки у рта. Под мышкой Мэддокс держал Джека-О, а в другой руке – бутылку и конверт. Темно-синие глаза пристально вгляделись в Энджи.

– Ты в порядке? – Он шагнул в комнату, взглянув сперва на стол, затем на импровизированную белую доску. – Что происходит? – захлопнув дверь ногой, детектив опустил пса на пол. Трехногая дворняга подковыляла к собачьей лежанке, давно поставленной у газового камина на случай таких визитов, улеглась на мягкий матрац и подозрительно уставилась на Энджи. Мэддокс подошел к столу, взглянул на пропитанного кровью игрушечного мишку и медленно поднял синие глаза на Энджи. На его лице проступило сочувствие.

«Ты не заслуживаешь такого мужчину, – подсказал ей неслышный голосок. – Ты бешено завидуешь ему в профессиональном плане. Порвав с ним, ты причинишь себе огромную боль, но лучше уйти самой, прежде чем он бросит тебя».

– Это и есть старые вещдоки? – уточнил Мэддокс. – Из дела о найденыше в «ангельской колыбели»? Неужели тебе их в Ванкувере отдали?

Энджи кашлянула и уложила медведя в бумажный пакет, тщательно завернув верх.

– Ты не должен был приходить, я же тебе сказала…

Рот у Мэддокса сжался. Он подошел к кухонному столу, поставил вино и положил конверт. Сняв пальто, детектив повесил его на спинку стула и начал открывать шкафы. Найдя бокалы, он выставил два на гранитную столешницу.

– Дай мне шанс хоть извиниться за ресторан и поднять бокал за твой день рождения, – попросил он, откупоривая бутылку.

Энджи, не взяв предложенного вина, отвернулась, со щелчком стягивая перчатки.

– Мэддокс, я хочу, чтобы ты ушел.

Он вернул бокалы на стол и тронул Паллорино за плечо. Рука была большая, теплая и твердая, как сам Мэддокс. Энджи замерла.

– Расскажи, что все-таки решила независимая комиссия?

Энджи боялась не справиться с собой. В животе снова мелко задрожало. Мэддокс медленно развернул ее к себе, и Паллорино взглянула ему в глаза.

– Прости, что я не смог присутствовать, – Мэддокс помолчал. – Какое решение-то в итоге? – Он приподнял ее лицо ладонями. Энджи страстно хотелось его прикосновений, но вместе с тем ей претили жалость и сочувствие. Так будут смотреть на нее коллеги, когда узнают об испытательном сроке. Кое-кто, вроде Харви Лео, начнут злорадствовать – надо же, Паллорино бросили на социальные сети! Энджи не желала выглядеть несчастной жертвой, разжалованным в рядовые детективом, измученной малюткой в бэби-боксе с располосованным лицом, с окровавленным мишкой в руках, укрытой женской кофтой, измаранной семенем…

Мэддокс нежно обвел ее подбородок большим пальцем, и в Энджи взорвалось неистовое, злое желание выжечь свою неуверенность, утолить боль, перестать бояться того, что могут открыть ее детские воспоминания. Она схватила Мэддокса за галстук и дернула к себе, а сама привстала и жадно впилась в его губы, еще совсем холодные после улицы. Мэддокс колебался лишь долю секунды, но тут же подхватил ее под ягодицы и прижал к своим бедрам. Его рот властно заставил Энджи открыть губы, и язык проник к ней в рот, играя с ее языком. От страстного желания у Энджи потемнело в глазах. Почувствовав эрекцию Мэддокса, она отчаянно, с размаху впечатала его в стену рядом с дверью, не обращая внимания на боль в раненой руке. Одна из картин сорвалась с гвоздя и разбилась об пол. С силой целуя Мэддокса – языки запутывались, сцеплялись, терлись друг о друга, – Энджи торопливо расстегнула молнию у него на брюках и запустила туда руку. Он был горячим и твердым под ее пальцами. Коп, занимающий высокий пост в элитном убойном отделе, бывший «маунти», спасший ее карьеру, не доложив о нервном срыве, любовник, который разрушил ее до основания и создал заново. Мужчина, который научил ее подчиняться, доверять во время секса. Человек, который жил на старой яхте, пытаясь починить и ее вместе со своим развалившимся браком и мечтами о крепкой семье. Детектив, которому Энджи спасла жизнь – и единственную дочь. Мужчина, которого, как начинала верить Паллорино, она полюбит, если позволит себе любить.

У Мэддокса вырвался утробный стон, когда Энджи взяла его пенис в руку и принялась ласкать. Детектив попытался увести ее в спальню, но Энджи вновь прижала его к стене и стянула с бедер брюки.

– Давай здесь! – прорычала она в рот Мэддокса, стягивая собственные штаны и запутавшись в угги. Сбросив один сапог, она высвободила ногу из брючины, прежде чем уложить Мэддокса на пол.