Колымский тоннель

-- Едва же доходит до общества, -- продолжал Виктор, -- понятие "история" приобретает какую-то

неприличную окраску, и уже по одному этому поводу наше общество заслужило того, чтобы и на него

завести "историю болезни"!

Общий свист был ему ответом. Свистела Светлана, свистели Такэси и Ганс с Иваном.

—Аплодисменты "руки в брюки", — сказал Скидан на ухо Светлане.

—Ах, Вася, вот чего мне здесь по-настоящему не хватает, так это обыкновенных человеческих

аплодисментов! Как вспомню: "освистать"… Не привыкается.

—А всего остального — хватает?

Она кивнула и яростно засвистела.

—Ты похлопай, — в Скидане возникло желание побрюзжать.

—Не поймут, — она отдышалась, —- подумают, что я против.

-- Боишься?

-- Глупенький.

А у Скидана в голове завертелись какие-то забытые стихи. Он мог смотреть на это буйство

страстей только со стороны. Не те заботы.

Виктор убедительно доказал, что нынешнее общество Лабирии тяжело больно социальным

беспамятством, и эту болезнь необходимо победить сейчас, пока она еще излечима. Необходимо по

крохам собирать все, что может быть полезно потомкам, и так далее.

Светлана побежала на трибуну еще до окончания речи, чтобы разминуться с этим типом на узких

ступеньках, стерва. Говорила она, правда, тоже толково и убедительно доказала, что воспитание

детей без исторической основы приводит и большим пробелам в их первичном образовании, которое

является основой общего развития, в свою очередь влияющего и так далее.

На смену ей вышел оппонент. Это был тоже симпатичный молодой человек, он тоже не

представился и как раз с этого и начал:

-- Друзья мои! Староверство наступает, и я прошу вас: одумайтесь, пока не поздно. Если наше

общество и больно, то имя болезни -- староверство. Ведь никто же не пытается посягать на

сохранность законов природы. Никто не станет заново изобретать колесо или открывать

электричество, хотя и ничего дурного в этом нет. Общество уже склоняется даже к тому, чтобы

осторожно ввести элементы так называемой истории в работу с детьми. Я подчеркиваю -- "в работу",

ибо понятие "воспитания" несет в себе элемент насильственности, что противоречит Закону о праве

выбора и, частично, Закону о детском труде. Но это лишь предисловие. Начать я хочу с интересного

наблюдения. Никто из выступавших передо мной, как и я, не назвал своего имени. И никому это не

показалось странным, правда?

Неопределенный гомон был ответом.

-- А почему? -- продолжал оратор. -- Ведь не потому, что кто-то чего-то боится!?

На Пятаке дружно засмеялись.

-- Тогда ответ один, хозяева! Никого не заботит известность! И это нормально. Наши

изобретения безымянны, наша музыка не имеет авторов, и это тоже нормально. А теперь, если

позволите, я проанализирую одно староверское словечко, чтобы мы поняли, куда нас зовут. СЛАВА!

Кто знает, что такое "слава"? А? Вижу, почти никто. Объясняю. Слава -- это преувеличенная

известность кого-то или чего-то, подогреваемая им самим и его славителями в обществе. Что?

Трудно понимается? Приведу пример. Представьте, что лекарь Виктор Первый, который выступал

сегодня первым (Оживление на площади), вылечил множество людей, и они решили его

отблагодарить. Стекольщики изогнули трубки, газовики наполнили их нейтральным газом, электрики

подали энергию, и над пирамидой лекарей огромными красными буквами засветился такой текст:

"Слава Виктору Первому!" С восклицательным знаком. (Голоса: "Зачем? Что за ерунда?") А теперь 52

представьте, что я влюбился в выступавшую только что прекрасную Светлану Корко. (Смех, свист).

Но чтобы поухаживать за ней тонко, я всюду начну писать и выкрикивать: "Да здравствуют

футурографы!" (Голоса: "А что это значит?") Это то же самое, что и "Слава футурографам!" Что

подумают обо мне люди? (Голоса: "В лечебню попадешь! На Остров Скорби!") Вот видите! А ведь это

лишь малая толика староверских штучек...

Сердитые голоса стали требовать, чтобы оратор извинился за неуместную мистификацию или

предъявил доказательства, что такое когда-либо было возможно. Оратор сказал, что доказательства

у него есть, но он не имеет права их разглашать. Это вызвало взрыв возмущения, громко поминали

Закон и личном достоинстве...

-- Идемте отсюда, -- сказал Такэси. -- Мы сегодня проиграли.

Митинг продолжал бушевать, но изменить общее настроение надежды уже не было. Они

выбрались с Пятака.

-- Пошли в "Централ", -- предложил Ганс.

-- Все совпало, -- Светлана вздрогнула. -- Мы туда и собирались.

Скидан шел за ними машинально. Хорошо забытые, но весьма знаменитые, весьма важные

стихи не давали ему чувствовать себя так же легко, как эти проигравшие староверы. Они поднялись

на относительно пустой этаж, выбрали стол поближе к буферу, заказали ужин на пятерых и

переключили терминал на программу №7 -- "Общественная жизнь".

Обычно главное место на этом канале занимала реклама по всем направлениям: новые товары,

новые блюда, новые адреса общественных служб; можно было дать объявление о чьей-то смерти и

позвать желающих на кремацию... Ну и -- полезные зрелища. Сию минуту, разумеется, шла прямая

трансляция с Пятака. Митинг там не иссякал, появились новые лозунги, написанные вкривь --