Кома. 2024 (СИ)

- Что? - подыграла я своему собеседнику.

- Мы близки к завершению античипов, которые при необходимости можно будет активировать, отключив старые. Одним нажатием пальца ты прекращаешь работу старого и тем самым даешь импульс античипу. Он активизируется и передает на их мониторы запись картинки, которую ты хочешь. Например, ты сидишь дома и читаешь газету. Или сидишь на унитазе... - Нырков засмеялся, представив это зрелище. - А в это время ты находишься совсем в другом месте и спокойно делаешь то, что твоей душеньке угодно. Представляешь, что это значит для нас? Это значит, что в недалеком будущем мы сможем выйти из-под контроля эсесовцев и будем свободны!

("Однако... Вот тебе и сосланный пенсионер! Как же Гольскому повезло, что он встретил этого человека! И Пашка... удивил, так удивил").

- Да ты, Серега, просто компьютерный гений, - не удержалась я и сделала новому приятелю комплимент. Он не переставал меня удивлять.

- Вроде того, - улыбнулся польщенный Нырков. Потом его лицо разом переменилось, и он очень серьезно сказал: - К моему великому сожалению младшая дочь Гольских тоже весьма одаренная девочка.

- Ну, почему же к сожалению? - спросила я и неожиданно почувствовала смутную тревогу. - Здесь, по-моему, радоваться надо.

- Я так не думаю, - ответил Серега и придержал рукой ветку ели, пропуская меня вперед.

Какое-то время Нырков шел за мной молча. Наконец мы вышли на уже знакомую мне дорожку, ведущую к берегу реки. Серега поравнялся со мной и с горечью в голосе заговорил:

- Помнишь, я рассказывал тебе о том, как меня выдернули из семьи и отправили учиться в закрытый колледж?

- Да, хорошо помню.

- Вот и Ладу ожидает то же самое. И Гольские уже знают об этом. Им сообщили о решении Минобра еще в конце мая.

- А сама девочка?

- Она пока не в курсе. Детям говорят об этом в последний день занятий. Избранные еще целое лето могут жить в семье, а осенью покидают родной дом навсегда.

- А отказаться можно?

- Нет. Нельзя. Это приказ ГГ. А его распоряжения, указы, приказы, просьбы и пожелания выполняются беспрекословно.

- Но почему Гольские не говорят девочке о том, что они скоро расстанутся?

- Жалеют ее. Они хотят, чтобы ее детство оставалось детством до самого конца, а не ожиданием полной изоляции от всего остального мира и того, что она любит. И тех, кого любит.

- Да-а... - протянула я. - Это бред какой-то.

Незаметно для меня мы оказались на берегу реки. Здесь было так же тихо. День неумолимо перетекал в вечер. Жара спала, а тени от деревьев стали заметно длиннее.

Серега предложил мне подождать Павла у высокой сосны, где были свалены наши рюкзаки. Я не возражала. Порывшись в своем рюкзаке, я вытащила сигареты и закурила. А еще с удовольствием обнаружила, что это моя первая сигарета за день. И меня это порадовало. А Нырков по-прежнему был настроен не так радужно, как я.

- Это еще не бред, Женя, - продолжил он прерванный разговор, когда мы уселись на прогретую за день землю. - Гораздо ужаснее то, что наше Самое Счастливое Государство для людей сделало с их старшим сыном.

- Да-да, Сергей, расскажи мне об Игоре. Я пыталась несколько раз поговорить о нем с Марой, но она всякий раз под любым предлогом уходила от разговора, либо меняла тему. И я понимаю, что с мальчиком произошло что-то плохое. Он жив?

- Да. Жив.

До этой самой минуты, все происходящее на родине я воспринимала как очевидные признаки тоталитаризма. Мне это не нравилось. Я не могла примириться с этим. Но я честно хотела принять страшную действительность, успокаивая себя тем, что изменить здесь хоть что-то я не в силах. Естественно, я немного воспряла духом, когда увидела людей, пытающихся поменять положение дел в стране. Меня порадовало то, что они не просто есть, и их сотни и возможно тысячи. У них есть свои методы борьбы и средства защиты от монстра, превращающего людей в бессловесных животных, способных только размножаться и питаться объедками с барского стола. Но моей неуемной фантазии никогда бы не хватило придумать тот изуверский способ превращения людей в Послушников (рабов) к которому прибег Властитель и его приближенные.