Ко времени возведения бараков в полку прибавилось младших офицеров, кадровых лейтенантов и даже старших. Один из старших, командир батареи, был переведен из другой части с повышением в должности. Через пару дней остальные три комбата поняли сущность четвертого- никчема и вор. От таких любой командир полка стремится избавиться любой ценой. Самый простой путь-выдвинуть на повышение. Таким выдвиженцем и был комбат-три (третья батарея). Солдатский телеграф стуканул, что никчема утащил прибывшие из ремонта 20 пар солдатских кирзовых сапог и складировал у себя дома, в бараке. Действовали быстро и наверняка- в его отсутствие под дверь его комнаты подсунули смоченный селитрой и подожженный лист плотной бумаги, когда повалил дым, крикнули «Пожар», сломали хилый замок и открыли дверь. Посреди комнаты, в ящике лежали 10 пар еще не проданных сапог и другое барахло. Старшие командиры тут же избавились от позора, перевели вора на гражданку.
Жизнь в гарнизоне располагала к снижению Полезности и Упрощению вместо Усложнения. Вне «зимних квартир» батарейцы сталкивались с реальными опасностями: плохие дороги; дружественный огонь; погодное беспределье; проверяющие и т. п. Внутри все по другому: по часам; по расписанию; по прихоти начальства. Начинаются поиски адреналиновых выбросов: самоволки; пьянство; нарушения дисциплины. Выкаблучивается из дерьма «понятий» дедовщина.
Занимательная история одного ефрейтора. Вместе с батареей заступал он в гарнизонный караул на сторожевой пост-охранять стога сена Госрезерва. Лошадей не было, а стратегический запас сена был.
Накануне в одной из частей убили часового и украли автомат с патронами. Поэтому инструктаж проводил сам начальник штаба полка. Он говорил о бдительности, закончил обещанием отпуска тому, кто отличится в карауле.
Ефрейтор заступил на пост с автоматом без патронов, (на такой пост патроны не выдавали) в 22.00. Около полуночи он уже кричал у ворот двора гауптвахты (там располагался караул) о пойманных нарушителях. Открывшись, ворота превратились в рамку моментальной фотографии.
На переднем плане склонили виновато головы два потрепанных жизнью мужика, позади них оседлал мотоцикл с коляской ефрейтор-малорослик с автоматом на груди. В коляске громоздился рулон сена (или соломы), перехваченный проволокой.
— Вперед марш-голосил ефрейтор и подкреплял слова рычанием мотоциклетного мотора. Когда процессия втянулась во двор, ефрейтор спрыгнул с мотоцикла и доложил:
— Товарищ лейтенант! Арестованы грабители, реквизирован мотоцикл и вещественное доказательство.
Героизм был налицо. Напугать автоматом без патронов двоих мужиков дано не каждому. Обещание начальника штаба дать отпуск еще не забылось. Об этом говорили начштаба с комбатом на следующий день, после смены караула. Только маленькое препятствие- если бы составляли очередь на отпуск, она бы ефрейтором закончилась. Он до армии успел поработать таксистом в Душанбе со всеми вытекающими последствиями.
Начштаба решил сдержать слово, но приказал комбату отпускника встретить лично и привезенную водку отобрать. Полк обсуждал этот отпуск все десять дней его продолжительности. Сходились в одном-выпивку ефрейтор привезет обязательно. Комбат изучил расписание поездов и встретил отпускника на тропинке в снегу, ведущей от станции к расположению полка. Ефрейтор совершенно расстроился и собственноручно вылил на снег самогон из трехлитровой банки, которую вез в рюкзаке. Солдаты и офицеры приветствовали такой конец незаслуженного отпуска. Они поторопились.
Вскоре батарея заступила в наряд, ефрейтора назначили дневальным по парку, где стояли заснеженные пушки, машины и другая техника. Комбат заступил дежурным по части. Поздно вечером дежурный отправился проверять парк и путь закона пересек кривую дорожку нарушителя.
Это было зрелище достойное кисти Куинджи. В темноте ночи, подсвечиваемые отражавшимся от снега лунным светом, навстречу комбату пытались идти двое бойцов. Они держались друг за друга, поэтому падали и поднимались вместе, почти не продвигаясь вперед. Мешала разница в строении тел. Отпускник был маленьким и худощавым, а его спутник-сержант, командир отделения тяги отличался ростом и плотным телосложением.
Для начала комбат сунул одного, затем —второго головами в сугроб. Сам же вытащил и растер снегом уши. Посадил на снег и надел шапки.
Только после процедуры бойцы узнали комбата и затихли. Сознание возвращалось и не сулило ничего хорошего.
— Ночевать будете на ГУБЕ, мягко, почти ласково, сказал комбат. В таком виде в казарму нельзя, плохой пример для молодых. Сейчас объясните, как удалось всех облапошить?
— Я две банки вез. Одну на выходе из поселка в снег закопал, а другую вам показал. Там самогона почти не было, так, для запаха.
— А если бы банку не вылил, а себе забрал?
— Вы? Да ни в жизнь! Нормальный офицер мог бы забрать, вы-нет.
За разговорами дошли до казармы, комбат отправил выпивох со старшиной на гауптвахту, заменил дежурных по парку.
Для себя сделал вывод: нельзя недооценивать подчиненных, оставят в дураках.