Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика)

Экипаж Пашуна был в составе той знаменитой шестерки, которая сражалась в осажденном Севастополе, базируясь у Херсонесского маяка. В первом же боевом вылете с маленького аэродрома его звено поразило весьма важную цель. Тяжелая гаубичная батарея противника давно досаждала нашим обороняющимся войскам. Расположенная на обратном скате одной из высот, с хорошо оборудованной в инженерном отношении огневой позицией, она была практически неуязвима для нашей артиллерии. [199]

Преодолев ожесточенный заградительный огонь, звено безошибочно отыскало цель и высыпало на нее тридцать девять стокилограммовых осколочно-фугасных бомб. Все заняло не более получаса.

На стоянке летчиков встретил командующий ВВС Черноморского флота генерал Остряков. Тепло поздравил с первым боевым вылетом с нового аэродрома, поблагодарил за успешный бомбоудар.

* * *

Запомнился Зимницкому групповой вылет в ночь на 3 апреля. Бомбили аэродром Саки, затем Сарабуз. Экипаж Пашуна взлетел первым и направился со стороны моря на бомбоудар по складам боеприпасов на Сакском аэродроме. Стояла лунная ночь, с высоты восьмисот метров хорошо просматривалась земля, все постройки. Зимницкий точно вывел самолет на большое складское здание на окраине аэродрома, сбросил бомбы. Прошли секунды, и вдруг взрыв небывалой силы тряхнул уже отошедший от цели самолет. Пашун с Зимницким долго гадали, в чем дело...

Потом стало известно, что в ту ночь на аэродроме Саки в результате бомбоудара взорвался склад, в котором хранилось около двухсот торпед. Кроме того, было сожжено восемь «юнкерсов» и четыре «мессершмитта»...

А наутро, 3 апреля, весь личный состав севастопольской группы был собран на командном пункте, где узнал радостное известие: 2-му минно-торпедному авиационному полку присвоено почетное звание, и он переименован в 5-й гвардейский минно-торпедный авиаполк.

— Расскажите о «вашей» пушке, — попросил я Зимницкого.

Об этой истории мы знали еще в тридцать шестом, теперь предоставилась возможность услышать ее из уст непосредственного участника.

...Группа летала в основном ночью, и целые дни летный состав проводил на аэродроме, на командном пункте. [200] Артиллерийский обстрел немцы вели постоянно, все к нему привыкли. Но вот раздается далекий, явственно слышный выстрел.

— Наша! — безошибочно отмечает кто-нибудь.

Звук у нее особый: сдержанно-мощный, с отзвоном, с дальним раскатом эха в горах.

Команды подавать не надо, все прыгают в щели, не очень и торопливо: снаряд «нашей» запаздывает от звука выстрела более чем на полминуты. Скрежет, переходящий в густой, трубный свист, толчок земли под животом, в уши надавливает сгустившийся жаркий воздух, затем уже взрыв.

«Нашей» была не одна пушка, а двухорудийная батарея типа «Карл» особой мощности — калибра 600 миллиметров. Но начинала всегда одна.

Тяжелые снаряды с замедленным взрывателем выворачивали на летном поле целые глыбы каменистого, спекшегося грунта, аэродромной команде такие воронки доставляли немало хлопот. Не говоря уж о том, что никакие капониры и перекрытия не смогли бы спасти ни личный состав, ни боеприпасы от прямого попадания снаряда. Тем более — самолеты...

Батарея досаждала не только авиаторам. Перед майскими праздниками фашистские артиллеристы усиленно обстреливали Севастополь, не только днем, но и по ночам.

Батарею искали. Во время ее «работы» неоднократно вылетали истребители. Но она была отлично замаскирована и при приближении наших воздушных разведчиков своевременно прекращала огонь: служба оповещения была организована четко.

Тогда командование приняло решение: трем экипажам нашей группы каждый день с наступлением темноты поочередно барражировать над предполагаемым районом расположения батареи, выслеживая вспышки выстрелов. [201]

Первым на это задание вылетел экипаж Пашуна. Штурман вывел самолет в указанный район, Пашун приглушил моторы и стал, планируя, кружиться над ним. Шло время. Опытный летчик умело сохранял высоту на малых оборотах моторов. И вот — вспышка, другая... Зимницкий сумел заметить место, ориентируясь по пулеметным трассам с переднего края. Затем сбросил туда три бомбы. Экипаж собрался уже уходить на свой аэродром, когда снова блеснул выстрел орудия. Зимницкий сбросил еще две бомбы, батарея затаилась...

Закончилось время дежурства, штурман израсходовал оставшиеся бомбы на запасную цель. Вернувшись на аэродром, передал уточненные данные следующему экипажу.

Но батарея молчала.

Молчала она и все время дежурства третьего экипажа, и все последующие дни...

— Да, такой летчик! — вздохнул Алексей Петрович. — С самого начала войны не выпускал из рук штурвала. Устал, измотался, должно быть. Отсюда и первая та ошибка с посадкой, с которой все и началось... Больше нам надо беречь друг друга! Сколько войны еще впереди...

Один, другой, третий...

С каждым днем усиливалось противодействие противника в районе Тамани. «Мессершмитты» стали вылетать не только для перехвата групп самолетов, но и охотиться за одиночными машинами. Усилилось и противодействие зенитной артиллерии — за счет увеличения количества батарей.