Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика)

Улетают на задание самолеты, и на аэродроме воцаряется тишина. Но это не покой. Все, кто остается на земле, долго смотрят вслед улетевшим. Потом расходятся по своим местам, делают какое-нибудь дело, но разговаривают мало. И все время поглядывают на небо. И вот кто-то кричит:

— Идут!

— Один, другой, третий... — вслух считает каждый.

— Двоих нет, — вырывается вздох. И все стихают. И еще напряженнее смотрят в небо — может, появятся? Может, отстали? [205]

— Бесов сел в Геленджике, — хмуро говорит первый из приземлившихся летчиков.

А Дулькин? О нем не спрашивают. Ждут. Ждут еще. Потом кто-то молча снимает фуражку... Идет война. И как бы ни был умел и хладнокровен летчик, точен и сообразителен штурман, смекалисты и искусны стрелки, а гибель в бою может постигнуть любой экипаж. Война неумолима, и единственной гарантией жизни каждого может быть только победа всех!

Так я примерно думал в тот день.

Так, вероятно, думали и все мои товарищи. [206]

Часть вторая. Идет война...

Продолжение одной записи

«С боевого задания не вернулись...»

Такая запись в журнале боевых действий полка означала, как правило, то же, что и «сбит в воздушном бою», «сгорел в воздухе», «взорвался от попадания снаряда»... Разница в том, что свидетелей не было: или вылет был одиночный, или самолет отбился от группы и уже после взорвался, сгорел, упал...

В наземных войсках этой записи соответствовало «пропал без вести». Горькие слова, оставляющие каплю надежды. До сих пор еще ждут «пропавших» во многих семьях, во многих домах.

Были случаи, возвращались...

Были случаи и у нас.

Ранее я рассказал об экипаже одного из лучших летчиков полка капитана Федора Клименко. 19 декабря 1942 года в журнале боевых действий против его фамилии и фамилий его товарищей появилась эта печальная запись: «С боевого задания не вернулись...» Их считали погибшими. Но оказалось не так.

Расскажу все по порядку, как рассказали мне они сами, в частности штурман Михаил Гордеев, с которым я был знаком ближе всех.

* * *

Это был их двести пятьдесят седьмой боевой вылет. Вечером Клименко и его штурман были по тревоге вызваны в штаб. [207]

— Что бы это значило? — гадал по пути Гордеев. — Ведь мы только что прилетели с боевого задания.

— Потерпи, Миша, — отвечал спокойный Клименко. — В замыслы начальства все равно не проникнешь. Во всяком случае, думаю, спать нам сегодня с тобой не придется.

Вот и штаб.

— Как себя чувствует экипаж? — с порога спросил подполковник Канарев.

— Готовы исполнить любой приказ! — в один голос ответили Клименко с Гордеевым.

— Хорошо, — внимательно оглядел их командир. — Необходимо срочно выполнить специальное задание. Свободных экипажей, подготовленных к ночному полету в сложных метеоусловиях, сейчас нет. Придется лететь вам. Подойдите к карте...

Задание заключалось в том, чтобы сбросить парашютиста на территорию, занятую противником, в строго определенном районе. В целях маскировки нанести бомбовый удар по железнодорожной станции Мелитополь. Маршрут предоставлялось выбрать самим. Высоту для выброски определить на месте в зависимости от погоды, но не менее четырехсот метров. Вылетать немедленно на уже подготовленном самолете другого экипажа.

— Есть! — уточнив район выброски, ответил Клименко.

Тут же в штабе Гордеев проложил маршрут, произвел все расчеты.

— Порядок, штурман? — спросил Клименко.

— Карта мелковата, командир. Трудно выйти по ней на эту деревню, много их там...

Пошли к начальнику штаба. Тот без разговоров отдал свою крупномасштабную карту. На ней Гордеев без труда наметил характерные ориентиры на подходах к деревне Троицкое, в восьмидесяти километрах восточнее Мелитополя. [208]

На аэродром приехали уже ночью. У самолета стояли парашютист и начальник парашютно-десантной службы бригады капитан Соломашенко.

— Самолет к полету готов! — доложил техник.

— Все данные для связи и опознавательные «свой-чужой» имею! — отрапортовал стрелок-радист Гусев.

Клименко вопросительно обернулся к пассажирам. Соломашенко молча кивнул.

— По местам!

Майор с парашютистом заняли кабину воздушного стрелка: его в этот полет не взяли.

Погода была скверная, видимости почти никакой. Резкий, порывистый ветер.

Взлетели. Сплошная облачность высотой триста — четыреста метров. Самолет приходится вести вслепую, по приборам. Клименко не привыкать. Опытный летчик, воюет с первых дней войны. Гордеев — тоже.

— Будем надеяться, командир, что в районе Керченского полуострова погодка разгуляется.

Но этого не случилось. Дальше меж облаков лететь было нельзя: впереди горы.

— Что будем делать, Миша?

— Нужно пробиваться вверх, командир!

Моторы загудели с натугой. Стрелка высотомера отсчитывала одну сотню метров за другой. Вышли за облака. Пройдя Керченский полуостров и часть Азовского моря, стали снижаться: впереди в двух десятках километров должна находиться цель.

— С какой высоты будем бомбить? — посоветовался Клименко со штурманом.

— Держи пятьсот!