Если отбросить мрачноватые краски, то сказано словно про нас. Блок чутьем поэта точно предвидел наше будущее. А может, нет ничего абсолютно нового под луной. Как знать, уж не случалось ли такое не раз, и не два. Рассказать бывшим современникам ничего не сможешь, корабль рассыплется трухой, да и кто его станет искать за тысячи миль? Люди же редко оставляют заметный след в истории. Чем дальше в глубь веков, тем меньше имен. Если поискать специально, может, и удастся отыскать в каких-нибудь старинных документах знакомую фамилию… Но мало ли однофамильцев на свете!
Я не слыхал рассказов Оссиана.
Не пробовал старинного вина.
Зачем же мне мерещится поляна,
Шотландии кровавая луна?
Может, и нет никакой памяти предков, а есть лишь собственная память о далеком прошлом, куда попадаешь из будущего? Не об этом ли хотел сказать Мандельштам, по обыкновению зашифровав свои стихи? И у скольких поэтов можно отыскать созвучные строки?
— Пора бы им возвращаться. — Оказывается, я предавался размышлениям добрый час.
Там, у берега, все оставалось по-прежнему. Городок продолжал жить своей жизнью. Хранил молчание форт. Шлюпка с нашими ряжеными болталась по морю, не отходя далеко от берега, но и не приближаясь.
На корабле напряжение тоже успело схлынуть. Повода для тревоги не было, и люди занимались кто чем. Вахтенные стояли на своих местах, десантники возле пушек, кто-то привычно прибрался в наших авгиевых конюшнях, готовился обед, а те, кто был относительно свободен, отдыхали на палубе.
— Кажется, кто-то зовет ребят. — Валера взглянул в бинокль и уточнил: — Не наши. Кто-то из аборигенов.
— Тогда все в порядке. Переговоры проходят успешно. Кабана, как принято в цивилизованном обществе, пригласили на обед, и он попросил передать своим людям, что немного задержится, — предположил я. — Не посылать же ему с подобным поручением своего единственного сопровождающего и переводчика!
Шкипер опять поднял к глазам бинокль. Он довольно долго следил приближающейся к берегу шлюпкой, и вдруг вздрогнул:
— Там, за блокгаузом, солдаты. Похоже, аборигены решили устроить засаду. Надо немедленно дать знать нашим!
— Как? — Я выхватил у него бинокль, навел на берег и настроил резкость.
Рядом с пристанью стояло немало всевозможных сараев. За одним из них и в самом деле кто-то мелькнул, но солдат ли это был, я не разобрал. Четыре испанских солдата открыто расхаживали по пристани, но это могла быть дежурная стража или просто любопытные.
Рядом с солдатами на пристани стояли трое — они-то и пригласили шлюпку к берегу. Сухощавый важный мужчина, толстячок и военный. Сорокин может справиться со всеми тремя, не моргнув глазом. Но если на пристани и впрямь засада, то что случилось с Кабаном? В открытом бою командор одолеет самого дьявола, но что сделаешь против удара кинжалом в спину или яда в дружелюбно протянутом бокале?
— Надо выстрелить из пушки. Сорока сразу поймет, в чем дело, — предложил Валера.
— Погоди стрелять. Мало ли кто и где у них разгуливает? Может, только хуже сделаем, — возразил я. — Подготовь лучше на всякий пожарный нашу спасалку. Рулевой, парочка десантников. Мотор должен произвести на них некоторое впечатление.
— Хорошо. — Шкипер быстро отдал необходимые распоряжения.
Тем временем шлюпка уткнулась в деревянный настил пристани. Завязался разговор. Расстояние не давало возможности разглядеть лица и понять, о чем идет речь. Сухощавый стоял спокойно, зато толстячок размахивал руками за двоих, вовсю помогая себе жестами. Жесты постепенно становились все более требовательными, и я решил что Шкипер, вероятно, опасался не зря. Не успел я завершить эту мысль, как из-за сарая выскочили шестеро солдат. Четверо других подошли к шлюпке еще раньше, и теперь на пристани их стало десять. Все с мушкетами. И внезапно, как по команде эти мушкеты нацелились на шлюпку.
— Что там?
Валера подбежал ко мне, быстро взглянул в бинокль, и, матерясь, помчался вниз.
Сразу затарахтел движок, катер отвалил от борта. Как я узнал минуту спустя, на нем пошли Валера, наш лучший рулевой Кузьмин и двое десантников — Ширяев и Ившин. Однако шлюпке требовалось минут семь-восемь, чтобы достигнуть берега, а все могло решиться намного раньше.
Далеко слышимый над водой звук мотора привел испанцев в изумление, и стволы мушкетов постепенно опустились. Появилась надежда, что дело разрешится миром, но тут сухощавый опомнился, взмахнул рукой, и солдаты вновь повернулись было к шлюпке, но вдруг передумали.
Из шлюпки выскочили двое, подхватили сухощавого под руки и столкнули его в шлюпку. Затем та же участь постигла толстяка и военного.
Смысл произошедшего я узнал чуть позднее, и вкратце он сводился к следующему.