Комбат не ждет награды

Все тело нестерпимо болело, во рту не хватало двух зубов. Болели ребра, ноги и затекшие руки. Андрей попробовал шевельнуть ногой и смог это сделать лишь превозмогая нестерпимую боль, от которой у него в глазах поплыли круги.

– Что, плохо тебе? – спросил Стас, заглядывая в глаза, которых из-за кровоподтеков и синяков почти не было видно. – Вижу, плохо. А ведь будет еще хуже, намного хуже. Как тебя, ублюдка, зовут? Как твоя фамилия, имя?

– Да пошел ты…

– Ах, так? Ты любишь ругаться. Ну-ну, поругайся. Ты можешь орать, визжать, пищать. Все равно тебя здесь никто не услышит и никто не придет тебе на помощь – никому ты не нужен. Людей у меня хватает, вход надежно закрыт.

Еще один бандит сидел за столом, время от времени приподнимая голову и поглядывая то на избитого Подберезского, то на широкую спину Стаса, который прохаживался по маленькой бетонной комнатке от стены к стене, заложив руки за спину.

– Ну и дела! Создаешь ты мне, мужик, проблемы, – сказал Стас, а затем на секунду задержался возле Андрея Подберезского и ногой ударил его в пах.

От боли Андрей сразу же потерял сознание и повис на железном крюке, как мешок.

– Ну вот, а ты не хочешь разговаривать. Я тебе сейчас отобью все хозяйство. Мошонка у тебя распухнет, станет большая, как вздутый футбольный мяч. И станешь ты ходить, поддерживая ее руками.

– Андрей скрежетал зубами и стонал.

– Что, не нравится когда бьют? А мне не нравится, что ты молчишь. Козел! Урод! Ублюдок! Хер поганый! – почти завизжал, выходя из себя Стас, и принялся молотить кулаками Андрея Подберезского в грудь и живот.

Он это делал с остервенением и невероятной злостью. Подберезский опять потерял сознание, и на него вылили еще ведро воды.

– Ну что, ты отошел?

Кровь хлынула изо рта Андрея Подберезского, и он, открыв глаза, увидел перед собой искаженное злобой небритое существо.

– Ублюдок! – Андрей попытался плюнуть в рожу бандита, но чуть не захлебнулся – подавился кровью и слюной.

– Ты видишь.., как тебе? – сказал Стас, вытирая кулак носовым платком. – У меня даже рука заболела, а ведь я только еще начал. Ты знаешь, как в гестапо пытали? Так вот гестапо, приятель, это сущая херня по сравнению с тем, как тебя стану мучить и пытать я. Так что.., ты все скажешь. Это только начало, дальше пойдет веселее. Терпи, не терпи – все равно не поможет. Жаль, нельзя тебя подсмолить. А я люблю запах горелого мяса, ух, как люблю! – и Стас вцепился в горло Андрея Подберезского, принялся душить, тряся почти безжизненное тело. – Я из тебя, шакал, гад поганый, душу вытрясу! Ты мне все скажешь, все! – скрежетал зубами Стас.

Второму бандиту стало явно не по себе от такого зрелища, и он поднялся из-за стола.

– А ты куда? – рявкнул Стас. – Сиди и смотри! Что, не нравится?

– Стас, я потом зайду.

– Сиди и смотри!

– Ладно, ладно, – кивнул головой второй бандит и опустился на стул. Но, чтобы не слышать стонов, он закрыл уши руками.

– Ну ты, мужик, и крепок! – даже с каким-то восхищением и завистью произнес бандит. – А вот сейчас я поступлю так, как делают на зоне. Я вставлю тебе в уши спички и буду медленно давить на них ладонями. И тогда у тебя откроется рот, тогда вывалится твой язык. Дай спички! – закричал Стас на своего помощника.

– Да их у меня нет! – сказал тот, хотя спички у него были.

– Дай!

– Стас, нету!

– Иди принеси, сбегай!

Это была коротенькая передышка.

– Комбат, Комбат, где ты… – шептал Андрей.

– Что ты там бормочешь? – подставив ухо к потрескавшимся синим губам Андрея, спросил Стас. – Кого ты зовешь – мамочку?

Мамочка тебе не поможет.

Андрей собрал последние силы и плюнул кровью прямо в ухо Стаса.

– Ах ты козел! Ах ты пидар гнойный! – резко развернувшись. Стас заехал кулаком в лицо Андрея.

Тот дернулся, ноги подкосились и он опять повис. Из разбитого носа хлынула кровь.

И уже скоро возле его ног лужа воды смешалась с густой темной кровью.

Под колпаком на потолке горела лампочка, Андрей уже потерял счет времени. Он не знал, день сейчас или ночь, не знал, сколько времени болтается здесь на железном крюке, лишь видел, как входят и выходят бандиты в камуфляжных куртках, видел перед собой искаженное злобой небритое лицо Стаса, видел его бесцветные глаза, а затем терял сознание. Его били, мучили, но он уже даже перестал ощущать боль.

Ему стало настолько плохо, что единственной мыслью, которая иногда короткой вспышкой появлялась у него в голове была мысль о смерти.

«Быстрее бы я сдох, быстрее бы это мучение кончилось!»

Дважды звонил Гапон и грязно матерясь в трубку, пытался узнать, что за люди захватили его машину, откуда они и кто их прислал.

Но Стас неизменно отвечал:

– Матвей Гаврилович, я делал все. Он молчит как немой.

А Гапон кричал:

– Стас, я тебя урою, я тебя выгоню! Какого хрена я тебе деньги плачу, если ты простую работу не можешь делать!

Хотя в душе Супонев знал наверняка, что Стас сделал все, чтобы вытянуть информацию из пойманного.

– Может убить его, а, Матвей Гаврилович?

– Погоди убивать, может, и заговорит.

И еще, Стас, приставь человека к Иваницкому и скажи, чтобы он от полковника не отходил ни на шаг.

– А что такое? – спросил Стас.