Комбат по прозвищу «Снежный Лис»

Кому-то могло показаться, что опытный комбат Андрей Шестаков поспешил. Следовало бы вначале провести разведку, как следует оглядеться, попробовать взять «языка» илишь затем наносить удар. В обычных условиях так и делалось, но у командира батальона не было возможности провести подготовительные мероприятия.

Зато имелось одно существенное преимущество — внезапность. Немцы пока не знали, что совсем рядом готовится к удару танковый батальон. Промедлить — означало выдать своё присутствие, и тогда не поможет никакая разведка.

У Шестакова имелись данные аэрофотосъёмки, сведения фронтовой разведки, но главный упор командование делало на внезапность. Танковый батальон решительного комбата Шестакова был брошен, что называется, наудачу.

Снежный Лис — он такой! Сумеет внезапным ударом смять зенитки и уничтожить самолёты прямо на лётном поле. Натиск, огонь орудий и пулемётов, броня! Капитан Шестаков устроит в немецком тылу переполох. Высокие чины, которые задумали эту операцию как заключительную часть рейда по тылам противника, мало беспокоились, сумеет ли батальон вернуться.

Под Сталинградом такая мясорубка, полки и бригады за считанные дни сгорают. Наступление немцев на Кавказ захлебнулось — чего там какой-то батальон! Жалко хороших ребят, но жалостью войну не выиграешь.

Первый ворвалась на лётное поле танковая рота старшего лейтенанта Савелия Голикова, которой руководил капитан Калугин. Расчёты 37-миллиметровых зениток открыли огонь с расстояния трёхсот метров.

Светящиеся трассы мелких раскалённых снарядов выбивали фонтаны искр на корпусах и башнях «тридцатьчетвёрок». Пробить броню они не могли, но удары глушили, контузили танкистов. Одна из машин, с перебитой гусеницей, развернулась на быстром ходу, сминая гусеничную ленту.

Десантники залегли, их прижимали к земле крупнокалиберные пулемёты. Трёхдюймовый снаряд накрыл фугасным разрывом зенитку, раскидывая в стороны куски металла и тела расчёта.

Две другие зенитки были раздавлены танками, успев подбить ещё одну «тридцатьчетвёрку». Расчёты крупнокалиберных пулемётов вели огонь до последнего, а когда кинулись разбегаться, было уже поздно. Очереди башенных «Дегтярёвых» догоняли их, пробивая насквозь.

Два дежурных мессершмита взмыли в воздух с короткого разбега, форсируя до предела мощность своих двигателей. Один быстро набирал высоту, а второй угодил под спаренную трассу пулемётов ДШК, установленных на грузовике «порше».

Лейтенант, командир взвода, который вёл огонь, матерился, глядя, как белый с серыми разводами «мессер» клюёт носом.

— Падай, сучонок! — кричал лейтенант, успевший потерять за полтора года войны двух братьев и сам недавно выписанный после тяжёлого ранения из госпиталя.

Мессершмитт врезался в мёрзлую землю и загорелся. Из кабины с трудом выбирался лётчик. Упал рядом со своим самолётом и остался лежать среди растекающегося бензинового пламени.

Какое-то время слышались его крики, виднелся чёрно-белый крест через весь борт, затем пламя захлестнуло самолёт, закручивая петлю густого маслянистого дыма.

Вторя дежурная пара мессершмиттов разгонялась по взлётной полосе. Савелий Голиков выпустил снаряд, который взорвался под задней частью фюзеляжа, почти напрочь оторвав хвост.

Истребитель закрутило на скорости, завалило набок. Отлетело, кувыркаясь в воздухе, одно крыло, за ним другое. Обрубленный корпус перевернулся, лопнула обшивка, сорвало фонарь кабины. Лётчика выбросило на лётную полосу и всем телом ударило о бетон.

Другой истребитель из этой пары тоже не успел взлететь. По нему вели огонь сразу два танка, спаренный ДШК лейтенанта-зенитчика и автоматчики из десантной роты.

— Не задерживаться, вперёд, — кричал в рацию капитан Калугин.

Механик-водитель видел сквозь приоткрытый люк ряд мессершмиттов, к которым бежали лётчики, и два больших алюминиевых ангара, из которых тоже выкатывали самолёты.

— Не уйдёте, всех подавим! — бормотал механик, заражаясь азартом боя.

Их машину обогнал лёгкий танк Т-70 лейтенанта Фёдора Тихонова. Он выстрелил на ходу в один из истребителей, но промахнулся. Зарядил следующий снаряд, однако надавить на педаль спуска не усел. В лицо брызнули искры из смотрового отверстия, по щеке полоснул осколок.

— Пулемёт нам в морду бьёт! — кричал механик Панченко. — Гаси его, паскуду!

Из-за мешков с песком вёл огонь крупнокалиберный машингевер. Можно было только удивиться хладнокровию немецких пулемётчиков, вступивших в неравный поединок. Впрочем, другого выхода у них не было, а тяжёлые пули калибра 13,2 миллиметра могли вывести из строя лёгкий русский танк.

— Игнат, дорожка! — орал в ответ Фёдор, оглушённый градом ударов по броне.

Танк остановился, лейтенант поймал в прицел пулемётные вспышки и выпустил фугасный снаряд. Взрыв разорвал мешки с песком, опрокинул пулемёт. Двое уцелевших немцев из расчёта свернулись на дне окопа. Унтер-офицер был убит, а подносчик боеприпасов, пригнувшись, убегал прочь, держа на весу перебитую руку.