Комиссаржевская

Дадим слово мемуаристам. В. А. Подгорный подробно описывает, как проводили время в Самарканде: «Мы приехали вечером и, едва устроившись в гостинице, пошли в “старый город”. Луна освещала площадь и старые голубые мечети. Огни горели в палатках торговцев. Звуки старых восточных инструментов, совмещавшие в себе непередаваемый покой и необъяснимую тревогу, раздававшиеся невидимо откуда, делали площадь волшебной и переносили нас куда-то в глубь веков, в древний Восток, знакомый по сказкам детства. Утром жаркое солнце (это было в январе) залило площадь, позолотило бирюзу мечетей, засверкало на пёстрых и ярких халатах и чалмах, на зелёных конусах табака, насыпанного на лотках, на медных сосудах, на цветистых тканях самаркандского базара. Мы целый день проводили там, покупали всякую “восточную” ерунду и были похожи на детей, глаза которых разбегаются при виде огромного количества игрушек. Такими игрушками были для нас все эти азиатские кувшины, чашки, тюбетейки, халаты, ткани, ковры. Мы осмотрели мечети, видели чёрную гробницу Тимура, присутствовали на богослужении, где старые дервиши неистово кружились под ритмическое дыхание и выкрики верующих. Вера Фёдоровна была захвачена этим зрелищем и не замечала того, что на неё смотрят подозрительно и враждебно. Она долго не хотела уходить и сделала это лишь по нашему настоянию»[550]

.

Вспомним, как Подгорный рассказывал о поведении Комиссаржевской в Китае, где она тоже никак не хотела покидать бесконечно длившиеся представления, а в случайно встретившейся по дороге кумирне не могла удержаться оттого, чтобы не потрогать всё руками, несмотря на недоброжелательные взгляды китайцев. Можно представить себе, с какой охотой она трогала на самаркандском базаре пёстрые ковры и ткани. На следующий день после приезда, понимая, что в Ташкенте расписание вряд ли позволит посетить базар, отправились выбирать ковры для новой петербургской квартиры Комиссаржевской: «Торговцы изощрялись в своём искусстве показать товар, мы очаровывались бесконечным разнообразием рисунков и тонами красок, вдыхали едкую и старую пыль развёртываемых ковров и, выбрав необходимое и с сожалением отказавшись от многого, ушли из лавки, утомлённые и разбитые, пробыв там не меньше двух часов. Какие красивые были ковры! Вечером в номере, где жили Зонов и я, лопнуло зеркало. Мы ужинали рядом, у Веры Фёдоровны. Странный звук встревожил её, и Зонов пошёл посмотреть, что случилось. “Пустяки, — сказал он, — лопнуло зеркало”. Актёры суеверны. Вера Фёдоровна сделалась мрачной на несколько минут. Но вскоре были забыты и зеркало, и страх. Надо было готовиться к отъезду, и так не хотелось покидать волшебный город. В Самарканде, волшебном городе, выбирая ковры, мы заразились оспой»[551]

. О случае с зеркалом актёр А. И. Аркадьев рассказывал потом, акцентируя предчувствие Веры Фёдоровны: «Как-то ночью в номере у Зонова от неизвестной причины лопнуло и развалилось пополам стоявшее на письменном столе большое зеркало. “Кто-нибудь умрёт”, — воскликнула В. Ф.»[552].

А. А. Дьяконов выразительно описывает величественные архитектурные красоты Самарканда и, конечно, восточный базар. «Среди этих царственных руин раскинулся теперь туземный город. Его жизнь — огромный базар, бесчисленное множество рядов с маленькими лавочками, похожими на ящики. Здесь сарты, узбеки, таджики, киргизы занимаются торговлей. Картина восточной жизни чрезвычайно пестра и оригинальна. <...> Из русского города по Абрамовскому бульвару ежедневно ездит сюда Вера Фёдоровна. Насладившись сперва достопримечательностями Самарканда, осмотрев их за эти дни все без исключения, — она увлекается потом восточным базаром, как увлекаются до самозабвения и все её спутники... Вера Фёдоровна ходит по лавкам, покупает драгоценные вещицы из серебра и золота, старинные украшения — “подвески”, шёлковые материи туземной работы, скатерти, ковры — “паласы”, смотрит яркие персидские халаты, из одной лавочки спешит в другую, где “лучше и красивее”, — и покупает, покупает без конца... Она хочет устроить в своей петербургской квартире столовую в восточном вкусе, такую, “какой ни у кого ещё не было”. <...> Обыкновенно на базар её кто-нибудь сопровождает, — и компания веселится, восхищается, торгуется и покупает новые красивейшие ткани и одежды. И кто мог предположить, что лишь прикосновение к ним уже ядовито, что в этих складках таится жадная, невидимая смерть?!»[553]