Комиссия

- Да ить никто же, батя, не знает, куда ихняя жизнь пойдет - детей ваших, а тем более внучков? Сёдни вы для их стараетесь, а назавтре оне живыми будут ли? Или вот - вы им хозяйство ладите, а они на его раз плюнут да уйдут на промысел, на службу какую-либо! Спрашивается, чего же вы старались-то? Потели-то на семи потах! Либо так: вы им оставили добра, а завтре - кто-то пришел да и отнял добро это до ниточки?!

- Не так-то просто отнять у человека свое, трудовое! Не так-то!

- Да проще простого! Придет кто-то - белый ли, красный ли, обыкновенный ли, наган покажет, "руки вверх!" прикажет - и всё! И сделано дело!..

- Ты, Шурка, как ровно Мишка Горячкин! Тот вечно грозится пожечь-убить, и ты следом так же! Недаром он тебе нонче дружок!

- Недаром, батя! - согласился Шурка. И охотно согласился.

Дружба с Мишкой Горячкиным еще недавно каждому была и стыдом и срамом, но, должно быть, действительно изменились времена, если Шурка так легко согласился с тестем и даже подтвердил еще раз: "Недаром!"

Горячкин Мишка, сапожник, мужичонка рябой, суетливый и золотушный, с какого-то вре-мени начал провозглашать себя врагом всей Лебяжки, напившись, бегал по деревне и грозился: "У-у-убью! По-о-ожгу! Дайте малый строк - всем поломаю шеи-то, хозяева! У-у-у, хады! Черви земляные! Вцепились, ровно хады, в почву, сосете из ее, а я вот не дам вам сосать, кровопийцам! Рассчитаюсь с вами! По всей форме и справедливости!"

Мишку, были случаи, поколачивали, тогда он каялся, божился, что больше не будет, однако, напившись, принимался за свое.

Откуда взялась у него дикая ненависть ко всем и каждому лебяжинскому жителю, сказать нельзя. Может, потому, что он, бывало, грозился, а над ним в ответ только смеялись: "Ну-ну, Мишка-воин! Давай-давай! Кого же ты первого начнешь бить-уничтожать?" Мишка наливался кровью, золотушные пятна на его лице темнели. "Хотя бы и тебя!" - ворочая глазами, отвечал он. "Ну, меня так меня! - соглашался Мишкин заказчик. - Приладь-ка вот подошву на сапоге. И каблук новый! Да хорошо сделай, не то возьму в оборот. И даже не беспричинно!" Вот так миролюбиво с ним говорили, тем более что Мишка сапожником был неплохим, главное же - единственным на всю Лебяжку.

Но с некоторых пор к Мишкиным угрозам: "У-у-убью! По-о-о-жгу!" - люди начали относи-ться не шутя, не с легким сердцем. Когда тут и там ходят банды и карательные отряды, убивают, вешают, отнимают, жгут - почему бы Мишке и в самом деле не заняться тем же делом? Если у него многие годы руки чешутся? Если это мечта его давняя и заветная?

Организовалась Лесная Комиссия, Мишка и на нее кричал: "Сошлися, кровопийцы хозяева! Знаю, для чего сошлися - чужую кровь сосать! Брюхи отращивать! Деток нежить-холить, избы им ставить, лесины страхованные за ими оставлять! У-у-у, хады! Я всё знаю, носом всё чую!"

Между прочим, когда Лесная Комиссия затеяла устроить смолокуренный промысел, Мишка отозвался первым: "Бросаю сапожничество! Надоело кровопийц обувать, пятки обмерять им! Буду в лесу жить, после вернусь - рассчитаюсь со всеми на свете!"

Но в лесу не жил ни дня, зато перессорил между собою смолокуров и куда-то продал артель-ный котел старинной поделки. Смолокуренная артель, не приступив к делу, распалась, а Мишка озверел на Лесную Комиссию еще больше: "Вот с кого начинать-то надоть! Теперича мне преотлично известно - с кого и как!

- Да пошто же он такой злобливый-то, Горячкин-то? Ужас какой нонче он! Нечеловечес-кий! - спросил Устинов.

- Значит, ндравится ему так. Дух у его такой имеется! - с некоторой гордостью не то за Мишку Горячкина, не то за самого себя пояснил Шурка. Дух этакий!

- Пьют очень уж сильно нонче! Может, от этого. Больше вроде и не с чего.

- Всегда пили.

- Не скажи! Тут на улице вижу - Гуляев Никанор с головы до ног пьяный. Едва держится, а ведь праздника нет, будний день. Именин, свадьбы, рождения, поминок - ничего нету. Просто пьяный, и всё! Когда так-то было? Беспричинно?

- Не было, дак будет! К просветлению своему идет народ! К понятию идет: ни к чему для его всякое там имение, всякие бесконечные заботы. Никто ему не хозяин, да и сам он себе - тоже! Всякие там комиссии-раскомиссии, собрания-рассобрания - это всё ему пустая выдумка, видимость и обман. Вот в какое входит он просветление. А вы, батя, вы вовсе здря недовольные, что я с Мишкой вожжаюсь и якшаюсь. Здря! Надо еще понять, кто из нас больше для малых детишек сделает - вы, разными заботами, либо я, когда поступаю совсем наоборот, Мишкой Горячкиным не пренебрегаю, а на кажной неделе хоть один день, но хорошим делаюсь для его человеком!

- А к чему? К чему нужно перед Мишкой Горячкиным хорошим быть? Раз в неделю?

- Ну как же! Вот он сильно разгуляется, Мишка, на всех будет кидаться, а я ему скажу: "Устинова Николая Левонтьевича не трогай! Он мне тесть!" Вот он и не тронет вас, батя!

- А пошел ты знаешь куда?! - ответил Устинов Шурке, но тот ничуть не смутился.