- Подтверждаешь, Куприянов, фамилии этих людей?
- Каких-то?
- Которых я только что выкликал?
- Всех я подтверждаю.
- Ну, а староста - не ты ли, старик? - спросил офицер у Ивана Ивановича, закончив перекличку. - Лебяжинский староста?
Иван Иванович промолчал, только пожевал губами, а Пилипенков опять шагнул два шага вперед:
- Он, ваше благо! Он только не завсегда признается, но другого нету никого на месте! И давно уже нету!
- Ну пошто же энто не признаюсь? - отозвался Саморуков. - Когда надобно - я признаюсь. Когда нету настоящего старосты - я за его!
- Объясни: кто выбирал Комиссию? Когда?
- По ранней осени было, господин офицер. Обчеством выбиралась она. Полномочным сходом.
- И протокол есть?
- Всё по форме, господин офицер! Как же без протоколу? Никогда невозможно!
- Куда посылали протокол? Куда? Кому? - Спрашивая, офицер всё еще дышал в ладони, и видно было, что ему становится всё теплее и теплее, однако вопросы он задавал всё строже и жестче глядел на Ивана Ивановича.
А Иван Иванович отвечал всё веселее, распрямлялся в плечах и живее смотрел будто бы и подслеповатыми, а на самом деле уже прозревшими глазками.
- Протокол-от, само собою, был посланный нами. В Крушиху. Властям.
- Каким властям?
- Вот уже не скажу! Осенью ранней какая находилась тогда над нами власть? Припомнить бы! Ну, кои в ту пору были, тем и посылали! Однем словом!
- Ответ был на ваш протокол? Из Крушихи?
- Ответа не было, однако. Нет, не было.
- А это что значит? Что значит отсутствие ответа?
- Энто значит, властям, господин офицер, сильно недосуг было в ту пору. Оне сильно делами занятые были.
- Если власти оставили протокол об избрании Комиссии без ответа, так она не имела права существовать! А если существовала - так самочинно и самоуправно! Ты что - не понимаешь этого, старик?
- А вот у нас бумаги на милиционера Пилипенкова по сю пору нету, господин офицер? Сам здесь, сам прибыл еще во времена сенокосу, а бумаги на его нет как нет! Может, он тоже - самочинный? Может, вы, господин офицер, строго прикажете удалиться ему отседова9
- Я ему прикажу посадить тебя в каталажку, старик! Понятно?
- Как, поди, непонятно, господин офицер! На энто дело у нас понятие заведено!
- А еще спрошу тебя, старик: ты что же, не знаешь, не слыхал, что еще в июле Временное Сибирское правительство восстановило права частной собственности? И на землю, и на лес? Что леса Кабинета Его Величества переданы в собственность государственную? А в это время Коми-ссия самочинно присваивает права на лес и даже устраивает свою собственную вооруженную лесную охрану! Это ли не преступление?
Тут вперед выдвинулся Смирновский, стал по стойке "смирно", спросил у офицера:
- Не могу знать вашего звания. Не подскажете?
- Начальник отряда.
- Благодарю! - коротко наклонил голову Смирновский. - Недоразумение, господин начальник отряда! В Лесной Комиссии никто не присваивал власти корыстно, но бескорыстно и безвозмездно каждый исполнял общественную обязанность. Не будь охраны, государство поте-ряло бы лесного богатства во много раз больше. Комиссия может безотлагательно представить все свои документы, расчеты, ведомости, и вы убедитесь, как разумно народ охранял природное и национальное богатство!
Офицер-чех, перелистывая на столе бумаги Комиссии, приподнял один какой-то листочек вверх и спросил:
- Докум-энты? Ано?
- Эти документы! - подтвердил Смирновский.
- О! О! О! - покачал головою чех, а начальник отряда снова передвинул свою потрепан-ную сумку с бока на живот, чуть поискал в ней и вынул еще одну бумагу. Прочел:
- "Вас, граждане Лебяжки, мы призываем к всесторонней поддержке избранной вами же общественной организации, на сегодня единственной в селении и тем более необходимой для утверждения во всех нас гражданственности и понятия, которые не создаются ничем, как только общественным сотрудничеством". - Прочел, поднял сине-прозрачные глаза на Смирновского, повторил: - "Вас, граждане Лебяжки, мы призываем..." А? До чего дошло дело - они призыва-ют!! А кто вам дал это право - призывать? Откуда вы его взяли? У кого узурпировали? И подпись бывшего поручика? Поручик - тоже призывщик!
- Призыв! О! О! - поднял палец вверх офицер-чех. - О! О!
- Благородный призыв! Трудно под ним не подписаться! Нельзя не подписаться! - отозвался Смирновский.
В сходне было сумрачно, заиндевевшие окна пропускали блеклый свет, в котором нельзя было угадать ни солнца, ни дневного сияния, даже небо отсутствовало в этом разрушенном свете. И нельзя было угадать - что же будет дальше? Еще до того, как этот свет зимнего короткого дня погаснет окончательно.
Начальник отряда отшагнул назад, к окну, подставил под серый свет бумагу, прочел еще: