Комитет охраны мостов

Он действительно надрезал себе палец и выдавил немного крови — она не особенно хотела бежать — в блюдца.

— Порядок, — удовлетворённо заметил Виталий.

— Чья это икона? — спросил Аслан.

Виталий поджал губы.

— Мы не называем его иконой. Образ.

— Образ Кыши-Кыса?

— Браво, — сказали сзади. Оказывается, маленькая темноволосая женщина незаметно просочилась в гостиную и уселась на один из стульев. — Они действительно называют его Кыши-Кыс, — пояснила она с непонятной интонацией — то ли презрения, то ли просто злости. — Иногда переводят как Тёмно-синий или Чёрный Судья. Но мы говорим — Зимний Прокурор.

Аслан помнил.

Как его пугали Кыши-Кысом, и как он нырял в ужас ожидания чудовища, когда тётка уходила вечером из дома. А после того, как однажды она не пришла на ночь, и Аслан в страхе просидел до утра на кухне — ему отчего-то показалось, что там проще забаррикадироваться, — у него стали дрожать ноги от одного упоминания.

— Вы давно знаете?

Аслан поднял левую руку и пошевелил пальцами, демонстрируя мизинец без фаланги.

— Ага, — кивнула женщина. — Интересно. И давно?

— Давно.

— Значит, вам очень повезло с ангелом-хранителем. С такой меткой долго…

— Месяц. Максимум два, если кто-нибудь не подменит, — подал голос Виталий.

Ему говорили. Дважды говорили, но он никогда не принимал всерьёз. Нелепое суеверие, бабушкина сказка. Если уж нет мало-мальски обитаемого космоса и его спутника — космического города, то космических чудовищ нет и подавно.

— Значит, вы уже в курсе, кто у нас тут завёлся, — сказала черноволосая. — Меня, если что, Викой зовут. Конькова.

Аслан презрительно хмыкнул. Женщины, конечно, ещё и не в такое верят. Особенно «комитетские» матери. Он хотел сказать на этот счёт одну едкую фразу, но вдруг сообразил, что сам услышал её от отца. Сглотнул и промолчал.

Ты думаешь, Аслан, что чудовища — выдумка. С ними было бы слишком просто. Вот люди могут быть страшными. А ещё — обстоятельства. Это они обычно вынимают рёбра, рвут кишки, лупят по глазам. Это они убивают, насилуют, мародёрствуют.

Ты прав, Аслан, люди очень страшные. И обстоятельства тоже. Но чудовища… чудовища всё равно существуют. Уж ты мне поверь. Они вползают в твою жизнь, зная, что ты взялся их не замечать. Не находить взглядом. Они располагаются и занимают места. Они выедают изнутри целые города. У них там гнездо, Аслан. Где? Ты ведь это не серьёзно?

Они потребляют одного сегодня, а двух — завтра. Они составляют планы на трёх следующих. Но люди вокруг, как и ты, Аслан, договариваются их не замечать. Разве это чудовища? Разве это едят? Разве это двух?

И даже когда они принимаются за твоего сына, ты думаешь, что они — люди. Просто плохие. Или даже не плохие — случайные. Жрут эти, а могли бы какие-нибудь другие. Ты даже их никак для себя не помечаешь, не записываешь. Ты выносишь их за скобки.

У меня для тебя хорошие плохие новости, Аслан: чудовища давно здесь.

Посмотри внимательно, Аслан. Рассмотри то, что зажато между погонами. Не видишь? Посмотри на тех, кто приносит им молоко.

— Пойдём, покажу фабрику, — сказал Виталий.

— Там сегодня все на заготовках, — предупредила Вика.

— Я знаю, пусть уже сделанное посмотрит.

Из «изолятора» переместились в абсолютно тёмный зал, в котором не было решительно ничего видно, но казалось, что видеть особо и нечего. Наверняка, если зажечь фонарь, он высветит только пустоту и облупленную штукатурку.

— Подожди, — попросил Виталий и юркнул куда-то вправо.

Грянул свет. В большом и действительно почти пустом пространстве, похожем на фабричный склад, к стенам были придвинуты несколько одинаковых столов, на которых громоздились короба белых ниток. На белом полу, расчерченном жёлтыми стрелами, тоже кое-где можно было обнаружить катушки ниток, похожие на наконечники копий большие иглы, куски материи и неопознанные инструменты.