Комитет охраны мостов

Вика вздрогнула. Посмотрела зло. Она давно определила себя жертвой, и теперь требует учёта этого статуса. Ей кажется, что личные вопросы про сына — особенно теперь — не может задавать никто. Не имеет морального права. Вообще не имеет права. Это запрещённый приём. Оскорбление чувств.

— А ваша Даша? Она верующая?

Встречное нарушение границ.

— Нет, — легко отозвалась Женя. — Мы обе с ней мимо.

— Тем более, зачем тогда про нас?

— Чтобы сообразить, как сподручнее объяснить. — Жене пришло в голову выражение «объяснить на пальцах», и её аж передёрнуло.

— Я верю! — внезапно объявила Вика.

Женя кивнула. Тёпленькая пошла.

— Это хорошо. Ты не подумай, я не собираюсь тащить тебя в секту… — начала она и тут же подумала: хотя на самом деле собираюсь. Но это по-другому. Почему по-другому? Потому что у нас не про религию? Потому что у нас вместо богов только дьяволы? Может быть такая религия — только про дьяволов? Или так бывает лишь в реальности? — Давай я расскажу вот так…

И она рассказала.

Кыши-кыс, шипела она. Зимний Прокурор, скалилась она. Синие черти, водила рукой по воздуху она. Ангел-телохранитель улыбнулся нам чужим беззубым ртом, Вика. Не смотри ему в глаза. И в людоедскую пасть не заглядывай. Где Его гнев? Где Его церковь? Храм новой веры придётся собирать самим.

— По-моему, как-то слишком похоже на Стивена Кинга, — попробовала очередную — ироническую — улыбку Вика.

Женя не читала. Она всегда говорила себе, что у неё нет времени на художку. Но имя, конечно, слышала. «Кладбище животных», да?

— Знаешь, для наших мест придуманные ужасы — это сразу двадцать два, — сказала она. — Перебор. Мы и без фантазий справляемся. И так всё как коматозный приход.

— Слушайте, Женя, — Вика всё же начала нервно сцеплять пальцы, — я, может, показалась вам какой-то дурой…

Показалась. И что?

— Я думала, что я привыкла к постоянной дичи, но то, что вы, Женя, говорите — это просто какое-то… Вы можете это как-то подкрепить?..

— Мне не нужно это подкреплять, — спокойно сказала Женя. — Это как доказывать Бога человеку, который верит в спасительную силу расстрелов. Скажи, твой сын — террорист?

— Никакой он не террорист!

— А кто тогда это придумал?

— Ну кто, следственный комитет…

— А следственному комитету кто это придумал?

— Сам себе и придумал. Сказали искать врагов…

— Может, и сказали, — не стала спорить Женя, — но прокурорским же не обязательно говорить, они же и сами могут, правда? И всегда могли.

— Это было бы слишком просто, — сказала Вика.

— А всё всегда довольно просто. Вот и тут. У тебя нет другого выбора: или я, или прокурорские, — веско сообщила Женя. — Или спасение, или потеря сына.

— Ну уж вы скажете, — со злостью начала Вика, но Женя не стала дослушивать.

— Через неделю в «Трэвэлерсе» в это же время, — сказала она, поднимаясь из-за стола.

Она не сомневалась, что Вика придёт. Женя была слишком дефицитным товаром на рынке — у неё было то, чего не было ни у Вики, ни у остальных потерявшихся родителей — у неё было объяснение. И у неё был план. Уровень бредовости и того, и другого, может, и имел какое-то значение, но не окончательное, не определяющее. У Жени было уникальное торговое предложение — спасение. Все эти раздавленные синим кулаком люди ждали её, даже не догадываясь, что ждут её. Женя так себе честно и сказала: я — знак. Я — меч. Её не смущало то, что никакого Бога в этом мире она никогда не узнавала. Дьявол-то был настоящий.

И Вика, конечно, пришла.

Виталий — отец Юры Ревина, звуковика в Доме кино — поверил мгновенно. Помрачнел, погладил ладонью висок, как будто проверяя, нет ли в нём какого изъяна, несколько раз сжал и разжал руку, мотнул головой.

— Сукота́, — сказал он.

Женя не стала спорить.

— Их ещё не?.. — он сделал движение указательным пальцем, как будто кого-то хотел подманить.

— Пока вроде нет.

— Но уже скоро?

— Надо успеть раньше.

Он опять мотнул нестриженой башкой. У него была внушительная кудрявая шевелюра, рыжевато-коричневая, похожая на стог подгнивших осенних листьев и колыхающаяся так же.

— А что, есть против этой твари какой-то приём?

— Этих тварей, — поправила Женя. — Против синих. Есть.

— Говори тогда, что делаем.

Женя кивнула. Она сказала ему переезжать в коттедж. Нужно будет сплести вместе. Что сплести — увидишь на месте. Виталий сказал: завтра и перееду. А мать Юры? Мать Юры в больнице, она попозже.

Женя решила, что Ольга больна, но «в больнице» означало — работает. Только через две недели появилась эта совершенно потерянная, такая же худая, как и Виталий, женщина с северными чертами. Она выглядела так, что было категорически невозможно определить, сколько ей лет: 30, 40, 50? Почти ничего о себе не рассказывала, подтвердила только, что да, врач-невролог. И что у них с Виталием ещё есть младшая дочь, она сейчас, слава богу, учится в Томске.

Ну да, согласилась Женя, Томск — это безопаснее.