Коммандер

— С катером и баркасом, полными наших людей, вы захватите их до того, как они забьют тревогу. Поднимете шум, и конвойный корабль спустится под ветер, чтобы защитить шняву. Повернуть оверштаг он не сможет, поскольку у него нет достаточной для этого скорости, он должен будет повернуть через фордевинд. Если же вы поставите шняву на фордевинд, то я смогу пройти в образовавшийся проем и успею дать по кораблю противника пару продольных залпов, прежде чем он сможет ответить. Может быть, заодно сумею снести на сетти какой-нибудь рангоут. Эй, на палубе, — произнес капитан, лишь немного повысив голос. — Тишина на палубе. Отправьте этих людей вниз, — приказал он, видя, что по носовому трапу на палубу, заслышав о предстоящем деле, поднимаются матросы. — Абордажную партию в шлюпки, затем — лучше всего послать всех наших негров, рубаки они лихие, да и испанцы их боятся — шлюп готовим к бою максимально незаметно, матросы должны быть готовы метнуться на свои боевые посты. Но все должны пока находиться внизу, пусть наверху останется дюжина. Мы должны выглядеть как торговое судно — Он перелез через край марса, белея ночной сорочкой, обмотанной вокруг головы. — Орудийные найтовы можно обрезать, но никаких других приготовлений, которые могут заметить, не производить.

— Гамаки, сэр?

— Да, ей-Богу, — произнес Джек, помолчав. — Надо будет поднять их побыстрее, если мы будем сражаться без них, то это будет чертовски неудобно. Но не разрешайте никому выходить на палубу до тех пор, пока абордажная партия не покинет шлюп. Главное — застать их врасплох.

Врасплох, врасплох. Спящего Стивена застали врасплох толчки со словами: «По местам, сэр, по местам!» и то, что он находится посреди необычайно интенсивной молчаливой деятельности. Матросы поторапливались почти в полной темноте — не было видно ни зги, лишь слышалось негромкое бряцание оружия, раздаваемого членам абордажной партии, которые незаметно перелезали через обращенный к берегу борт и по двое-трое спускались в шлюпки. Помощники боцмана шипели: «Приготовиться! По боевым постам! Всем приготовиться!» Команды звучали приглушенно. Уоррент-офицеры и унтер-офицеры проверяли свои отряды, успокаивая судовых болванов (на шлюпе их было предостаточно), которым не терпелось узнать, что да почему. В полумраке послышался голос Джека:

— Мистер Риккетс. Мистер Баббингтон.

— Сэр?

— Как только я дам знать, вы и марсовые сразу же подниметесь наверх и тотчас поставите брамсели и нижние паруса.

— Есть, сэр.

Внезапность, изумление. Изумление полусонных вахтенных «Санта Лючии», разглядывавших бриг, дрейфующий все ближе и ближе к их судну: уж не намерен ли он присоединиться к конвою?

— Это тот самый датчанин, который вечно жмется к берегу, — заключил Умник Жан.

Их изумление достигло предела, когда из-за брига выскочили две шлюпки и помчались к ним. Растерявшись в первое мгновение, французы тотчас пришли в себя: схватились за мушкеты, обнажили палаши и принялись развязывать орудийные найтовы. Но каждый из семерых действовал сам по себе, а времени на принятие решения у них было меньше минуты. Поэтому, когда орущие матросы с «Софи», зацепившись баграми за фор-руслень и грота-руслень, гроздьями полезли через борт, призовая команда встретила их лишь одним выстрелом из мушкета, двумя пистолетными хлопками и нерешительным звяканьем палашей. Минуту спустя четверых самых бойких привязали к вантам, одного бросили вниз, а двое лежали на палубе.

Ударом ноги распахнув дверь каюты, Диллон с яростью посмотрел на молодого помощника капитана капера и, направив на него тяжелый пистолет, спросил:

— Вы сдаетесь?

— Oui, monsieur[62], — дрожащим голосом отвечал юноша.

— На палубу, — приказал Диллон, мотнув головой. — Мерфи, Бассел, Томсон, Кинг, забейте крышки люков. Навались! Дэвис, Чемберс, Вуд, потравить шкоты. Эндрюз, вынести кливер-шкот на ветер.