Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Из мемуаров Якушкина (см. коммент. к XVI, 1–8) и воспоминаний еще одного видного декабриста, Ивана Пущина (1798–1859), лицейского товарища и одного из ближайших друзей поэта, совершенно ясно, что Пушкин не был членом ни одной из декабристских организаций; попытки советских комментаторов задним числом его туда записать по меньшей мере смешны. Случалось, что на каком-нибудь обеде или дружеском сборище шестеро из семи присутствующих были декабристы; но если седьмым был Пушкин, недекабрист, одно его присутствие автоматически лишало встречу всякой конспиративности. В ходе судебного разбирательства в 1826 г. один из менее известных заговорщиков (Горсткин) свидетельствовал, что зимой 1819/20 г. Пушкин «читывал» свои стихи в петербургском доме князя Ильи Долгорукого, одного из руководителей «Союза благоденствия»[946]. Однако Якушкин пишет, что при встрече с поэтом осенью 1820 г. в Каменке, под Киевом, тот очень удивился, когда Якушкин ему прочел его же революционные стихи, в том числе «Noel». Из воспоминаний Якушкина следует, что в то время — зимой 1820/21 г. — Пушкин не знал ни о какой тайной организации и что он никогда не был членом Южного общества (образованного в марте 1821 г в Тульчине), хотя и знал возглавлявшего его Пестеля.

В стихах, имеющих прямое отношение к судьбе декабристского движения, Пушкин возвышенно сострадал ссыльным, их семьям и их делу, но при этом подчеркивал свою непричастность как художника; такое сочетание сочувствия и отстраненности некоторые из декабристов нашли не в лучшем вкусе. В начале января 1827 г. Пушкин отправил в Читу с женой ссыльного Никиты Муравьева следующие стихи (четырехстопный ямб, рифмы baba сеес diid boob):

Во глубине сибирских рудХраните гордое терпенье:Не пропадет ваш скорбный трудИ дум высокое стремленье.Несчастью верная сестра,

Надежда в мрачном подземельеРазбудит гордость и веселье,Придет желанная пора.Любовь и дружество до васДойдут сквозь мрачные затворы,Как в ваши каторжные норыДоходит мои свободный глас.Оковы тяжкие падут,

Темницы рухнут — и свободаВас примет радостно у входа,И братья меч вам отдадут.

Один из ссыльных декабристов, князь Александр Одоевский, сочинил в ответ четыре посредственные строфы, смысл которых сводится к следующему будь покоен, бард, мы гордимся своими цепями и скуем из них мечи.

Позднее, 16 июля 1827 г., в стихотворении «Арион» (пятнадцать строк, четырехстопный ямб, рифмы baabeccceddiffi), в названии которого стоит имя прекрасного греческого менестреля, спасенного из воды благодарным дельфином, Пушкин описал челн с гребцами (олицетворяющими декабристов) и поющего им поэта (самого себя) Челн разбивает буря, и все гибнут, кроме певца, который в последних строках — классическая метафора — сушит свои одежды на скале и поет прежние гимны.

XIV

У них <свои бывали> сходки,

Они за чашею вина,Они за рюмкой русской водки…

2…Они за чашею вина… — Какая рифма была дальше? Нет более тщетного занятия, как нет большего соблазна, чем дописывать за поэта. Вот и здесь слух автоматически подсказывает четвертую строку: «освобождали племена»; другое дело, это ли хотел сказать Пушкин.

XV

Витийством резким знамениты,Сбирались члены сей семьи

У беспокойного Никиты,⁴ У осторожного Ильи…

В этой строфе, вероятно, говорится о петербургских собраниях «Союза благоденствия» приблизительно в 1819 г.

Декабристы собирались в доме Никиты Муравьева (1796–1843), сейчас это дом 26 по набережной Фонтанки[947]. Муравьев состоял в «Союзе благоденствия» и, когда в 1820 г. было образовано Северное общество, вошел в его Центральный совет. Ему принадлежал проект конституции, предполагавшей создание в России федерального правительства, с разделением страны на штаты по американскому образцу.

Илья Долгорукий (1797–1848). Согласно Якушкину, декабристы собирались и у него. Он был видным деятелем «Союза благоденствия», но не вошел в сменившее «Союз» Северное общество. В 1820 г. он отдалился от тайной политической деятельности и в декабре 1825 г. арестован не был.

Две строчки, которые цитирует в своем дневнике Вяземский и о которых я уже говорил в начале комментария к гл. 10, дают вариант (чтение «вдохновенного» вместо «беспокойного» в XV, 3) и стих 4, до которого Пушкин, зашифровывая строфу, не дошел.

XVI