Коммод. Шаг в бездну

Хлипкая молодежь пошла теперь в Риме, Бебий! Где Муций Сцевола, который ради спасения родины сжег на огне свою левую руку! Где Катон, где братья Гракхи, где Бруты и Кассии! Кодрата не успели довести до застенка как он обосрался. Это его не спасло. Тигидий лично прижег ему факелом волосы на срамном месте, и тот тотчас начал давать показания. Заговорил быстро, чередуя речь с выкриками, что его обманули, его подбили, он не знал, он не думал, он обожает цезаря. Он присутствовал в амфитеатре, когда тот ниспроверг слона.

Тигидий облил водой низ его живота, приказал помыть зад — запах действительно был гнусный — и спокойно попросил.

— Не спеши, рассказывай все по порядку, а то писака, — он указал на меня, Бебий, ибо я вел протокол допроса, — не успевает записывать.

Затем посыпались вопросы. Как и когда родился преступный замысел? Кто первый подал мысль посягнуть на жизнь цезаря? Сколько человек участвуют в заговоре? Кого намечали в принцепсы, и все в том же духе.

Теперь о главном, Бебий. Каюсь, виновен. Что поделать, в каждом из нас сидит маленький Коммод, испытывающий наслаждение при виде мучений родственных нам существ. Каждый готов ради собственного интереса смолчать, когда следует сказать правду, вписать в список обвиняемых соседа — кому в такие времена придет в голову проверять его вину! Каждый готов поторопиться с доносом, ибо философское правило — если не окажешься первым, станешь мертвым — действует безотказно и не терпит опровержений. Каждому интересно под шумок присвоить чужое, тронуть невинную душу и посмотреть, как она будет выглядеть после того, как ее потопчут ногами. Выпрямит ли крылышки или погибнет искалеченная. Поверь, мои пороки не так страшны, как пороки Тигидия. Я виноват в преступной трусости — это скверно, это чрезвычайно скверно, но, надеюсь, раскаяние поможет загладить мою вину. Если нет, просто не знаю, что делать! Тигидий приказал беспрекословно вписывать в список заговорщиков тех, кого он будет называть, при этом строго — настрого запретил болтать об этом. Затем приказал быть при особе цезаря его верным товарищем. Если все исполнишь, как надо, пообещал он, станешь сенатором. Если вякнешь что‑нибудь недозволенное, сам лишишься срама — и он указал на Кодрата, которого в ту минуту один из тюремщиков вопреки всем римским установлениям превращал в женщину.

Первыми на казнь были отправлены Норбана, Норбан и Паралий с десятком сенаторов, в том числе и Витрувий Секунд, ведавший императорской перепиской — все люди из ближайшего окружения Аннии Луциллы. Саму сестру сослали на Пандатерию.* (сноска: Маленький скалистый остров в Средиземном море, который римляне часто использовали как место ссылки. Входил в состав архипелага Скопули, куда входили также Сериф, Гиар, Аморг, Церцина. Самыми страшными считались как раз Пандатерия (к западу от Кум) и Планазия (между Корсикой и побережьем Этрурии). Сосланных на острова нередко умерщвляли там по тайному приказу императоров.) Затем убили префекта претория Таррутена Патерна — оказалось, что он знал о преступном умысле и специально не выставил в проходе охрану. Откровенно говоря, во всем этом заговоре больше необдуманности, детских обид и посрамленной безумной спеси, чем трезвого расчета, римской доблести и хитроумия. Во времена Марка первыми казнями, ссылкой Аннии все и обошлось бы, ведь даже куда более серьезный и страшный для власти заговор Авидия Кассия обошелся в пять трупов — предали смерти только тех, кого нельзя было помиловать. Но теперь другие времена. Теперь у нас режут десятками, зашивают в кожаные мешки, бросают в Тибр (такая участь постигла Витразина), душат в карцере, заставляют покончить с собой, даже распинают на кресте. Сотни сосланы в рудники и отданы в цирки для боев со зверями. Теперь у нас префектом Тигидий. Этот никому не дает спуску, особенно богатым, болтливым и робким. Кто‑то откупается от него четвертью состояния, кто‑то — половиной. Глядя, с какой радостью он взялся за дело, возникает глупая и назойливая мысль — а не его ли рук дело этот заговор? Хотя по зрелому размышлению следует признать, что Переннис чист — он слишком мелкая сошка для Рима, слишком беден, слишком недолго властвует здесь, чтобы успеть сплести сети и дергать за ниточки».

* * *