Коммунисты

Жан стиснул зубы и сгорбился. Да еще эти проклятые волосы, все время лезут в глаза. Позабыл надеть берет. Куда же гнет Бломе?

— Ну как, дружище? Ты, говорят, влюбился? Нет, ты не думай, я выпытывать не собираюсь… И я не стану тебе говорить, как сказал бы другой на моем месте, что ты еще мальчик, что тебе рано влюбляться и всякое такое. Нет! Почему бы тебе не влюбиться? Любовь — дар божий. Все мы рождены для любви. Только она обращена у разных людей на разное. Но сам Иисус Христос сказал: «Любите друг друга»… Да и тебе ведь, кажется, уже восемнадцать лет? А на вид так и все девятнадцать… Не ты первый влюбляешься в таком возрасте. Стоит только почитать романы…

Жан ничего не ответил. Над левой бровью у него пролегла складка. Аббат исподтишка наблюдал за ним: не переменился, думал он, все такой же порывистый, упрямый… только теперь уже не к богу устремлены его порывы. Да разве таким вот молодцам можно ставить это в вину? Они еще сами в себе разобраться не в силах, а бог дал им грешное тело. Вдруг он остановился прямо перед Жаном, схватил его за руку и широко взмахнул тростью. — Слушай, Жан. Зачем мне с тобой лукавить? Влюблен ты или не влюблен, — это твое дело… Исповедовать тебя насильно я не хочу… а вот другое… ты, я слышал, потерял веру? Неужели это правда? Ты же был так набожен, так пылко молился… приходилось даже тебя сдерживать… и ты потерял веру?

Жан, раздосадованный, смотрел в сторону. Ему легче было бы говорить о своей любви, чем об этом. Он молчал, но когда аббат повторил свой вопрос с ласковой настойчивостью, которая когда-то так его трогала, Жан решился: вскинул голову, посмотрел аббату прямо в глаза, открыл было рот, потом опять сжал губы, отбросил волосы со лба и наконец проговорил: — Да, господин аббат, я потерял веру, это правда, я потерял веру… — Аббат Бломе принялся допрашивать его: потерял веру, а что это означает? Он не верит больше в божий промысел, в спасение души, в непорочное зачатие, в пресуществление даров? Или, может быть, дело обстоит еще хуже: он создал себе философского бога, верховное существо в вольтеровском духе? — Смотри, дружище, не ошибись: думают очистить образ бога, придав ему философски возвышенный, отвлеченный характер, а в действительности у деистов постепенно стирается самая вера в существование бога. От Вольтера путь ведет к Бланки, к Огюсту Конту. Называют себя деистами и незаметно соскальзывают к атеизму. К атеизму!

Не выпуская руки Жана, он указал палкой на солнце и повторил: — К атеизму! — Жан не мог удержаться от улыбки. Аббат, искренне встревоженный, правильно истолковал эту улыбку. — Жан, дружище, не мучь меня, говори скорей… ты еще дальше зашел? Ты совсем больше не веришь в бога? Ни в какого бога? — спросил он с неподдельным ужасом. Жан признался: не верю больше в бога, ни в какого бога…

— Да как же это, Жан, как это с тобой случилось? С чего началось? Говори всю правду! Помнишь, как мы с тобой когда-то по душам беседовали? Говори… не ради тебя, но ты же понимаешь, что у меня сердце кровью обливается? Ведь я… ведь если нет бога, что же тогда моя жизнь? Ну говори, ты материалистом, что ли, стал? Или до этого ты еще не дошел?

Вопрос, поставленный ребром, смутил Жана. В самом деле, стал он материалистом или нет? Как будто нет. А что это, хорошо или плохо — стать материалистом? Он никогда не вел сам с собой философских споров: бога вытеснила Сесиль, вот и все… Сесиль…

Теперь они шагали довольно быстро. С аббатом что-то произошло — он уже не стремился выполнить свой пастырский долг, разрешить определенную задачу, он просто заинтересовался, вдруг очень заинтересовался.

— Слушай, дружище, раз уж ты попался мне в лапы, изволь отвечать… Ведь не каждый день встречаешь человека, не верующего в бога… такого, чтоб действительно не верил… Я тебя, дружок, хорошо знаю, и если ты серьезно говоришь, что не веришь в бога, я тебе верю… я тебе верю… обычно, когда люди говорят, что не веруют в бога, тут могут быть разные причины — среда, людское мнение, но если спросить их, почему и как они не веруют в бога, они не знают, что ответить, и смущаются, потому что в сущности, сами не очень-то убеждены в своем неверии…

Он долго говорил на эту тему, — вертел ее, переворачивал на все лады… — У них есть только отрицательные основания для неверия, у них чисто критическая точка зрения, она не может устоять против крепко укоренившегося чувства, такого, как у меня, например, как у простых людей… Да разве могут все доводы всех философов в мире поколебать веру тех, кто верит слепо? А главное, главное — кто может сказать, что он действительно не верит, то есть, что он никогда не верил? Ты вот, например, верил в бога… А теперь не веришь… Значит, либо ты раньше заблуждался, либо заблуждаешься теперь… Вере ты можешь противопоставить только неверие… Твоя вера была частью тебя самого, твоего существа, а не какой-нибудь философской системой, и, если ты теперь от нее отрекаешься, разве ты этим не даешь людям оснований усомниться в твоей новой вере — в твоей отрицательной вере?