Отметим, что представители еврейской диаспоры, апеллируя к провозглашаемому в СССР интернационализму, жаловались на разнообразные проявления антисемитизма на улицах, в трамваях, в квартирах, в учреждениях и т. д., с которыми необходимо было, по их мнению, вести непримиримую борьбу[400]
. Тем самым коммунистические перспективы для двух точек зрения по еврейскому вопросу отчасти являлись средством самозащиты и отстаивания своих интересов.Вопрос об антисемитизме, в силу исторического опыта, был наиболее ярко выражен, но находился в одном ряду с проблемой нации в коммунистическом будущем. Официальный дискурс в данном вопросе пытался соединить две тенденции. С одной стороны, по мере развития общественных отношений на коммунистических началах должно было происходить стирание всяческих различий, что привело бы к сближению различных наций на основе коммунистической культуры. С другой стороны, прямое постулирование курса на унификацию наций могло быть воспринято как проявление русского шовинизма и покушение на самобытность наций. В условиях существования разнообразных национальных ССР это могло привести к возникновению противоречий и разобщенности, что, в свою очередь, мешало бы выполнению задач коммунистического строительства, для которого необходимо было сплочение всего населения СССР. Поэтому официальная точка зрения пыталась отразить оба варианта или вообще говорила о невозможности предсказать развитие национальных отношений в коммунистическом обществе.
Народные представления в этом вопросе были более конкретны, для многих людей предсказание судьбы нации в будущем и даже настоящем не составляло труда. Некоторые развивали идею о том, что русский язык можно сделать государственным и он может заменить все остальные языки СССР, а переход на один язык для всех народов ускорит построение коммунизма[401]
. Другие прямо предлагали указать в тексте Программы конечную цель решения национального вопроса, т. е. перспективу полного слияния наций при коммунизме[402]. Третья группа авторов, напротив, всячески настаивала на сохранении национальных культур. В коллективном письме из Киева предлагалось ввести обязательное изучение родного языка (украинского) и в течение двух-трех лет перевести на украинский преподавание всех дисциплин в высших и средних специальных учебных учреждениях[403]. В. И. Ухалов и О. Ж. Кушкабаев призывали вести борьбу против насильственной ассимиляции малых народов, проявление которой они видели в том, что многие представители различных национальностей считают своим родным языком русский[404]. Для некоторых коммунистическая свобода и самоорганизация распространялись и на национальные отношения, соединяясь с рядом национальных проблем, и порождали высказывания о том, что определение национальности по биологическим признакам является пережитком и необходимо разрешить советским людям самим решать вопрос о национальной принадлежности[405]. Текущая ситуация транслировалась на будущее устройство и одновременно соотносилась с идеализированным образом коммунистического общежития.Возвращаясь к восприятию населением труда как неотъемлемой составляющей строительства коммунизма, надо отметить, что тунеядству части населения в сознании людей противостоял трудовой энтузиазм. Выше говорилось о героическом ореоле «передовиков производства», наиболее ярко проявившемся в движении «бригад коммунистического труда». Даже благодаря искусственному стимулированию роста этих бригад, они составляли ничтожную часть от общего числа людей, занятых в производстве, и служили лишь показательным примером для всех остальных. Несмотря на широкую пропаганду данного почина, трудность с его восприятием возникала не только у Н. С. Хрущева, но и участников этого движения[406]
, что было зачастую связано с формализацией движения и его неразработанностью. Но говорить о полной неэффективности данного пропагандистского шага не совсем корректно, поскольку определенная часть жителей усваивала транслируемые идеи. Предлагали указать в Программе партии необходимость постепенного привития населению навыков бесплатного труда на пользу общества[407]. С. Мамедов в своем письме в редакцию «Правды» писал, что в Программе партии необходимо дать определение понятия коммунистического труда и указать, что образец нового отношения к труду являют ударники и коллективы коммунистического труда[408]. Подобная точка зрения находится в рамках официального дискурса, и проблематично выявить, насколько глубоко проникла идея в сознание автора. Возможно, данное письмо является просто ритуальным заверением автора в верности партийному курсу. Гораздо интереснее для целей данного исследования предложения, которые отличаются от комплекса идей, порожденных официальным дискурсом.