На рубеже 1950–1960-х гг. в Советском Союзе существовал не один, а несколько образов коммунизма. Эти образы были многообразны и разнородны, что вызывало трудности их гармонизации и делало нереальным соединение их в рамках одного официального образа «светлого будущего». Помимо выявленных в рамках данного исследования разнородных образов, 1950–1960-е гг. предложили множество вариантов представлений о коммунизме, не рассмотренных или лишь упомянутых в книге. Большой исследовательский интерес представляют, в частности, те образы, которые создавались для детей, циркулировали в среде молодежи, женщин, национальных меньшинств и т. д. Таким образом, коммунистическое «разномыслие» требует дальнейшего изучения.
1950–1960-е гг. подобны айсбергу: на поверхности видна только малая часть, а в глубинах таится много неизведанного. Необходимо разорвать круг традиционных сюжетов и найти свежие темы и новые источники. На мой взгляд, современная историография, как отечественная, так и зарубежная, во многом не готова развивать исследование СССР, поскольку те схемы, которые сложились при изучении «сталинизма», оказываются неприменимы к последующим периодам. И в целом история СССР как научное направление находится в методологическом тупике. Противостояние двух главных объяснительных схем — «тоталитарной» и «ревизионистской» — выглядит уже архаично. Если использовать лексику хрущевской эпохи, необходимо «осваивать целину», дабы расширить наши представления о советской истории.
Период, который не хочется называть ни хрущевским, ни оттепелью, обладает самобытностью, которую еще только предстоит раскрыть. Пока можно говорить о единичных попытках к ней приблизиться, и я буду рад, если данная книга станет отправной точкой для других исследователей.
Спасибо, что потратили свое время и дочитали до конца.
Приложения
«Смех в зале»: комическое на партийных съездах (1950–1960-е гг.)
Отечественную историю XX в. невозможно отделить от «истории партии». Деятельность РСДРП(б) — РКП(б) — ВКП(б) — КПСС оказывала огромное воздействие как на внутреннюю ситуацию, так и на внешнюю политику страны. В советское время учебная дисциплина и академические структуры, связанные с этой темой, выполняли идеологические функции. За время господства советской власти в рамках изучения истории КПСС была проделана большая работа по сбору фактического материала, которую не стоит игнорировать. В постсоветский период «история партии» приобрела разоблачительный характер, главными темами стали преступления отдельных партийных лиц или системы в целом. В последнее время начался период активной публикации архивных материалов, посвященных партийной истории, прежде всего серии «Архивы Кремля» и «Документы советской истории» издательства РОССПЭН[470]
. Однако даже в новейших исследованиях по этому направлению[471] приоритеты по-прежнему отдаются политической истории, в то время как более новаторские методы, давно опробованные в других областях исторического знания, остаются невостребованными.Данный текст посвящен анализу функций смеха на партийных съездах, что позволит установить точки соприкосновения между «историей партии» и «историей эмоций». История эмоций — одно из самых сложных для исследователей научных направлений, поскольку предмет изучения находится одновременно в двух плоскостях. С одной стороны, эмоции есть продукт человеческой физиологии и, следовательно, должны быть отнесены к естественным наукам, с другой — эмоции имеют социально обусловленные рамки, а это переводит их в поле гуманитарных дисциплин. Как отмечает Я. Плампер, историки, в основной своей массе, не знакомятся с работами естественников из первых рук, но даже если они решатся к ним обратиться, то в силу недостатка квалификации не смогут дать им адекватную оценку[472]
. В данной работе внимание сосредоточено не на физиологической природе, а на социальном конструировании смеха, на том, как он выполнял функцию поддержания эмоционального режима советской власти. Стоит оговориться, что смех сам по себе является маркером эмоции, а не самой эмоцией. У. Редди предлагает использовать термин «эмотив» (emotive)[473].