В фокусе исследований, прежде всего, находится так называемая «историческая политика»[522]
, то есть действие неких институтов или отдельных личностей, которые обладают ресурсами влияния на общество и используют эту возможность для утверждения одной из интерпретаций истории как основной. Инструментов для этого существует множество, и именно их традиционно и используют исследователи для изучения «исторической политики». Прежде всего, анализируются учебники, как наиболее очевидный способ распространения и закрепления в обществе нужной версии истории, так же различные практики коммеморации, «места памяти», материалы СМИ и т. п. В качестве примера можно привести относительно новую книгу Н. Копосова, в которой основное место занимает анализ государственной политики, в области истории начиная с XIX в., а изучение массовых представлений об истории предстает в виде социологических опросов со спорной выборкой[523]. Можно даже говорить о своеобразном тоталитарном подходе к «исторической политике», поскольку население участвует в этом процессе только как послушный приемник, посланный «сверху». При этом, говоря о коллективной памяти общества, по умолчанию подразумевалась некая нерушимая общность, что вряд ли корректно. Исходя из концепции Я. Ассмана, можно сказать, что культурная память представлена в работах историков более хорошо, чем коммуникативная. В значительной степени это связанно с проблемой источников, поскольку именно тексты, созданные профессиональными историками, политиками, журналистами или другими людьми, наделенными функцией «хранителя традиции», имеют широкое хождение, материальный носитель и подвергаются массовому копированию, что позволяет им дольше сохраняться во времени.Коммуникативная память, которая существует в основном в рамках малых групп, редко когда фиксируется и становится частью глобального информационного пространства. Но при этом именно анализ представлений на микроуровне позволит составить более четкую картину коллективной памяти. Вместо единого целого следует говорить о множестве разрозненных фрагментов, которые сложно даже сложить в некую мозаику.
В значительной степени концепция Ассмана строится на разграничении способов фиксации памяти. Коммуникативная память, которая получает возможность выйти за рамки устной традиции, могла стать культурной и получить своих хранителей. Поскольку на протяжении всей истории человечества доступ к распространению информации оставался прерогативой немногих, именно поэтому появляется термин «безмолвствующее большинство», когда основная масса населения не имеет возможности оставить свой след в истории.
В XXI в. происходит трансформация информационного поля в связи с развитием сетевых технологий, и если СМИ и официальные каналы по-прежнему остаются в руках немногих, то Интернет позволяет практически каждому сделать свои мысли достоянием общественности. В последнее время наиболее актуальными являются ресурсы, которые активно используют User-generated content (в дальнейшем UGC). UGC реализуется в различных формах: форумы, блоги, социальные сети и т. д. С точки зрения источниковедения тексты, порожденные в рамках UGC, следует рассматривать как эго-документы, что создает более благоприятные условия для современных исследований по сравнению с предыдущими периодами отечественной истории. Даже для советского периода эго-документы (письма, дневники, мемуары) являются редким источником, не говоря уже о дореволюционном прошлом, когда низкий уровень грамотности не позволял появиться эго-документам в большом количестве. Представьте себе, что участники Первой мировой войны, Английской революции или Великого переселения народов могли, подобно нашим современникам, оставлять неограниченное количество записей о происходящем. Сейчас историки вынуждены по крупицам из разных документов собирать картину происходящего, а так бы они вынуждены были бы разбирать завалы информационного мусора.
Бурный рост «всемирной паутины» приводит к ситуации, когда основным производителем контента становится пользователь, что, в свою очередь, разрушает монополию на интерпретацию фактов, которая раньше была у властей или академических структур. Сделаю предположение, что в современности возникает третий тип коллективной памяти, который можно рассматривать или как синтез двух выше означенных типов, или как принципиально новое явление.
Предварительно можно обозначить третий тип как «сетевую память», особенность которой заключается в том, что носителями являются не специальные группы, а обычные пользователи всемирной паутины, создающие контент для таких же пользователей. Сеть создает возможность быстро распространять информацию, которую крайне сложно отфильтровывать. Происходит разрушение монополии на память. Если раньше власть и академическое сообщество могли контролировать выход книг, журналов, передач и т. п., посвященных прошлому, то сейчас практически отсутствуют какие-либо препятствия для распространения информации.