Комната Джованни

Мадам Клотильда налила ему рюмку и, прекрасно разрешив таким образом напряжение, сопровождающее медлительный рассвет, поставила бутылку обратно на полку и вернулась к кассе. Теперь она пребывала за кулисами, где приходила в себя, допивая остаток шампанского. Она вздохнула, отпила из бокала и удовлетворённо посмотрела в медленно светлеющее утро.

– Je m'excuse un instant, madame,[69] – шепнул ей Гийом и прошёл у нас за спиной, направляясь к рыжему.

Я улыбнулся:

– Это то, о чём папа никогда не говорил мне.

– Чей-нибудь папа, – сказал Жак, – твой или мой, должен был нам сказать, что не так уж много людей умерло от любви. Но сколько погибло и сколько погибает каждую минуту – и в каких невероятных местах! – оттого, что им её не хватает… А вот и твой малыш. Sois sage. Sois chic.[70]

Он немного отошёл и заговорил со стоявшим рядом юношей.

Тут действительно подошёл мой малыш. В потоке солнечных лучей его лицо светилось, волосы взлетали, а глаза чудесно мерцали, как утренние звёзды.

– Нехорошо, что я ушёл так надолго, – сказал он. – Надеюсь, ты не слишком скучал.

– Уж ты, конечно, совсем не скучал. Ты похож сейчас на пятилетнего мальчика, проснувшегося в утро Рождества.

Это сравнение пришлось ему по душе и даже польстило ему, что явствовало из того, как он шутливо прикусил губу.

– Уверен, что это не так, – сказал он. – Я всегда бывал разочарован в рождественское утро.

– Ну, я имел в виду самое раннее

утро – до того, как ты увидел, что там лежит под ёлкой.

Но его взгляд придал моим словам double sens,[71] и мы оба расхохотались.

– Ты голоден? – спросил он.

– Наверно, был бы голоден, если бы был живым и трезвым. Не знаю. А ты?

– Думаю, нам надо поесть, – сказал он без всякой убеждённости в голосе, и мы снова расхохотались.

– Ладно, – сказал я. – Что будем есть?

– Не знаю, могу ли я осмелиться рекомендовать белое вино и устриц, – ответил Джованни, – но это действительно лучше всего после такой ночи.

– Хорошо, давай попробуем, пока мы ещё можем дойти до зала.

Я взглянул через его плечо на Гийома и рыжеволосого. Было похоже, что они нашли тему для разговора, хотя я не мог представить себе какую. А Жак был глубоко увлечён общением с высоким пареньком, очень молодым и веснушчатым, одетым в чёрный свитер с высоким воротом под горло, отчего он казался ещё бледнее и тоньше, чем был на самом деле. Он стоял у игрального автомата, когда мы вошли, и звали его, как оказалось, Ив.

– А они будут есть сейчас? – спросил я Джованни.

– Может, не сейчас, но рано или поздно будут. Все очень голодны.

Я отнёс это замечание больше на счёт юношей, чем наших приятелей, и мы перешли в зал, уже опустевший. Официанта не было видно.

– Мадам Клотильда, – крикнул Джованни, – on mange ici, non?[72]

Этот крик вызвал ответный крик мадам Клотильды, а также появление официанта, чей пиджак вблизи оказался менее белоснежным, чем выглядел издали. Это официально известило Жака и Гийома о нашем присутствии в обеденном зале и должно было решительно подогреть тигриную страстность во взоре юношей, с которыми они разговаривали.

– Мы быстро поедим и уйдём, – сказал Джованни. – Мне всё-таки на работу сегодня вечером.

– Вы здесь познакомились с Гийомом? – спросил я его.

Он поморщился, опустив глаза.

– Нет. Это долгая история, – ответил он и ухмыльнулся. – Нет, не здесь. Я встретил его, – начал он и засмеялся, – в кино.

Мы оба рассмеялись.

– C'était un film du far west, avec Gary Cooper.[73] Это тоже показалось безумно смешным, и мы заливались от смеха, пока официант не принёс бутылку белого вина.