Комната с привидениями

— Ваша честь, коли не прикажете немедленно направиться к ближайшему берегу, считайте, что наш корабль обречен и его впору называть гробом!

— Что за бред вы несете, молодой человек?

— Нет, ваша честь, это не бред, а чистая правда! Они уже грызут днище!

— Они?

— Да, ваша честь, эти ужасные крысы! Там, где прежде был прочный дуб, теперь лишь пыль да труха! Крысы уже выгрызли могилы для всех, кто есть на борту! Ах! Любит ли ваша честь свою жену и малых деток?

— Конечно, дорогой мой, конечно.

— Тогда, ради бога, сию секунду прикажите плыть к ближайшему берегу, ибо в этот самый миг крысы отвлеклись от трудов своих и смотрят на вас, оскалив зубы, и приговаривают, что вам никогда, никогда, никогда больше не видать вашей жены и малых деток!

— Несчастный, вам нужно лечиться. Караульный, уведите его!

Шесть дней и шесть ночей Щепке пускали кровь, ставили нарывные пластыри и чем только не пользовали, а потом он вновь попросил об аудиенции с адмиралом. Тот согласился. И вновь Щепка рухнул к его ногам и запричитал:

— А теперь, адмирал, вы должны умереть! Вы не послушали моего предупреждения, и должны умереть! Крысы — и говорят, что закончат работу к двенадцати ночи: а они никогда не ошибаются в своих расчетах. Тогда придет конец и вам, и мне, и всем остальным!

Ровно в полночь доложили, что в трюме огромная течь: вода хлещет внутрь, и поделать уже ничего нельзя. Все они пошли ко дну, все до единого. А когда то, что крысы (они были водяные) оставили от Щепки, прибило к берегу, сидевшая на останках преогромная жирная крыса, засмеялась и, едва только тело коснулось суши, нырнула и была такова. Останки были покрыты водорослями. Коли взять их тринадцать пучков, высушить и сжечь, то в треске пламени можно расслышать очень ясно тринадцать слов:

У дерева есть ветка,У матроса есть кепка,А у меня будет Щепка!

Та же сказительница (вероятно, потомок ужасных древних скальдов, что, сдается, посвятили все свое существование единственной цели — морочить голову людям, вставшим на путь изучения иностранных языков) неизменно настаивала на одном ложном утверждении, по вине которого я во многом и завел обыкновение вновь и вновь посещать всякие гнусные места, коих вообще-то следует избегать. Утверждение заключалось в том, что все эти жуткие истории происходили с ее собственными родственниками. Из уважения к сему достохвальному семейству я запретил себе сомневаться в правдивости нянюшкиных сказок, в результате чего они, принимаемые мной за чистую монету, оказали необратимое действие на мой пищеварительный тракт. Няня, например, рассказывала о некоем сверхъестественном звере, предвещавшем человеку скорую гибель, который явился на улице одной горничной, когда та вышла за пивом к ужину: сперва (как я помню) он принял облик черного пса, после чего стал подниматься на задние лапы, раздуваться и в конечном итоге превратился в гигантскую четвероногую тварь, размерами значительно превосходящую гиппопотама. Я предпринял слабую попытку найти научное объяснение существованию сей твари — не то чтобы слова няни показались мне неправдоподобными, просто тварь была слишком громадна и не укладывалась в моей маленькой голове, — однако Мила в ответ оскорбленно заметила, что та горничная приходилась ей невесткой. Тогда я окончательно сдался и записал сей зоологический феномен в число бессчетных кошмарных существ, что являются мне по ночам. Была у няни еще одна байка про призрак молодой женщины, которая вышла из стеклянного шкафа и преследовала другую молодую женщину, покуда та не навела справки и не выяснила, что останки первой (вот же иные носятся со своими останками!) спрятаны в этом стеклянном шкафу, а должны быть захоронены в совершенно другом месте со всеми почестями, положенными за плату в размере до двадцати четырех фунтов десяти шиллингов. У меня имелись свои, притом корыстные, причины подвергнуть сомнениям этот рассказ, ибо в нашем доме тоже водились стеклянные шкафы, и как же иначе я мог уберечь себя от вторжения юных покойниц, на похороны коих требовалось потратить такую уймищу денег, когда я сам получал лишь два пенса в неделю? Однако моя беспощадная няня вновь выбила почву из-под моих нетвердых детских ног, заявив, что второй молодой женщиной была она сама, и я не мог сказать «не верю» — это было попросту невозможно.

Вот лишь несколько из неделовых путешествий, которые я совершал против собственной воли, будучи юным и легковерным чадом. Что касается последней их части, то не так давно я вынужден был — по хладнокровной и решительной просьбе одного человека — вновь отправиться в подобное странствие.

Гость господина Завещателя