Комонс (СИ)

Четырнадцать ноль-ноль. Звонок в дверь – одноклассники ввалиливаются в прихожую большой кучей – видимо, договорились встретиться заранее. Поздравления, похлопывания по плечу, Оля Канищева (без неё никак – соседка, живёт этажом ниже) под аплодисменты и смешки награждает именинника братским поцелуем в щёчку, как бы невзначай касаясь руки своими далеко не детскими формами. Свирепо шикаю на своё взрослое сознание – ма-алчать, господа гусары!

Вот и Милада чуть заметно нахмурилась, прикусила губу. Радуйся, альтер эго, твои акции растут!

Ожидая приглашения за стол, мы набились в мою комнату, как шпроты в банку. Над Астом посмеиваются, он неуклюже отшучивается – шишка уже набухла и налилась лиловым. Подарки – по большей части книги, конечно. Ян Радзевич (да-да, он тоже зван, хотя, кажется, до сих пор пребывает по этому поводу в недоумении) преподносит складной нож «Белка» в чехольчике из чёрного кожзама. Женька доволен, как слон. Я тоже – советская легенда, известная всякому ножеману. Отдариваемся копейкой – традиция… Тут же, на минутку, перехватив управление, демонстрирую пару-тройку пальцевых прокруток в подлинно «блатном» стиле. Потом кладу растопыренную пятерню на стол и проделываю (на себе, разумеется) трюк а-ля андроид Бишоп из «Чужих». Отметины, оставленные острием на столешнице (мать увидит – голову оторвёт!) не оставляют у зрителей сомнений в серьёзности происходящего. Может, это и лишнее, но… охи, ахи, «Ну, ты даёшь, Бабай»!

– Жень, это тебе, поздравляю с пятнадцатилетием. Я подумала – ты ведь любишь фантастику?

Подарок аккуратно завёрнут в коричневую крафт-бумагу. Радостное Женькино «Спасибо, Мил!» бумага с треском рвётся…

– Она не совсем новая… виновато говорит девочка. Но её никто даже не читал – папа принёс, а у нас дома фантастику не очень…

А я ничего не слышу. Выражение «обухом по голове» – это про нас с Женькой, причём для обоих. В глазах потемнело, кровь стучит в барабанные перепонки, словно в медные литавры конногвардейцев…

Обычный книжный формат. Серо-голубая обложка, на ней чёрным тиснением рисунок – две фигуры, парень и девчонка примерно Женькиного возраста, летящие среди россыпей звёзд. И – лавина, неудержимая, сносящая всё на своём пути, захлёстывает сознание…

На ногах устоять удалось, что само по себе достижение. И – даже не побледнеть, не качнуться, выдавить из себя ещё одно жизнерадостное «спасибо».

Испуганное Женькино – «в чём дело»?

Через несколько секунд он сам всё поймёт, но ждать я не стал.

– Жень я, кажется, всё понял.

– Понял? Всё-всё? И даже…

– Всё. И вспомнил. Тоже всё.

Конец первой части

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Танцы с саблями

1

6 ноября 1978 года.

Поезд «Москва-Пятигорск».

Вечер под гитару.

«…кукол снимут с ниток длинных,

И, засыпав нафталином,В виде тряпок сложат в сундуках…»

«Машина времени», что ж ещё? Мы сидим, набившись в тесный отсек плацкартного вагона – окно, четыре узкие полки, столик, ещё две полки напротив, через проход. Колёса выводят свой вечный ритм. За окнами темным-темно, только впереди, у самого горизонта, россыпь тусклых огоньков – поезд подъезжает к Ростову-на-Дону. Будет стоянка, и обе учительницы заранее переживают: вдруг кто-то выскочит из вагона за пирожками, и отстанет от поезда?

Девочка из параллельного «Б» берёт гитару и поёт «Мы с тобой давно уже не те…» В вагоне жарко и душно, её куртка-стройотрядовка, вся в нашивках КСП-шных слётов, висит на крючке – родительская, надо полагать…

Мы с Женькой подтягиваем общим голосом – у нас уже давно получается действовать сообща так, что порой и не различишь, кто у руля. Да и неважно это теперь…

Одноклассники слушают молча. Я же растекаюсь в самой, что ни на есть глупой улыбке. Этот эпизод я тоже помню – чуть ли не первое моё знакомство с бардовской песней, если не считать куплета из «За тех, кто на земле» Городницкого, слышанный в раннем детстве от мамы.

Гитара переходит к Ритке Дымшиц. Что, «Лошади в океане»? Точно: стихи, кажется, Слуцкого, музыка Берковского, он тоже бард. У нас её пели не реже, чем Макаревича.

…может, ответить? А что, где наша не пропадала?..

«Щёлк-щёлк». Отсек плацкартного вагона того гляди, лопнет по швам, и кто в такой тесноте обратит внимание, что Женька Абашин прикрыл глаза и на пару секунд опустил голову? Все слушают, затаив дыхание. Голос у Ритули отменный – глубокий, сильный, мягкий. После школы она пойдёт в консерваторию, уже сейчас занимается с педагогами из Гнесинки.

…всё, допела…

– Рит, можно?..

Забираю инструмент.

– Ты разве играешь? – у Милады в голосе недоумение, смешанное с лёгкой обидой. – Почему раньше молчал?

– Да ерунда, летом пробовал побренчать…

Гитарист из меня ещё тот, но… стройотряды, КСП, потом Хоббитские Игрища, посиделки реконструкторов – нахватался. Обязательный минимум из полудюжины аккордов и двух баррэ.

Галина сидит напротив. В её глазах тоже удивление. Не ожидала от нас с Женькой такого.