Комонс

«На круто посоленной хрупкой крупойВздыхающей палубеНас, крупами сдвинув, везут на убойГаральдовы баловни.Оседланы наспех, в единый доспехЩитами закованы,Идем впереди низкопалубных всехЗа драккаром конунга…Ах, конунг, ты в помыслах бранных своих

Небес неизменнее.Пока в парусах добрый ветер не стих,Плюешь на знамения!А те десять тысяч бедовых голов,Что в плаванье проданы,С норвежских фиордов, с шотландских холмов —Лишь лестница к Лондону…»

Рваный темп с постукиванием ладонью по деке непривычен для слуха – словно ритмичные взмахи вёсел вдоль бортов, увешанных круглыми щитами. И слова не все понятны – «конунг», «драккар», «фиорды»… Мода на викингов и скадинавику придёт ещё очень нескоро, только в конце девяностых, а с «Повестями древних лет» Валентина Иванова знакомы немногим.

«Но глаз лошадиный людского ясней,

Нам в счастье не верится.Мы дремлем на досках и видим во снеПтиц чёрных над вереском.Не будет возврата из тёмной далиНи пешим, ни конному.Вам всем отрядят по три фута земли,И семь футов – конунгу.Лишь берег, чтоб бегать, спустив стременаНад мёртвыми – берег нам.

Ослепнет от слез твоя, конунг, женаНа пристани Бергена.Ты думаешь – смерти страшимся? Чёрт с ней,Для страха лета не те.Саксонские стрелы летят не в коней,А в тех, кто на их хребте…»

Ни звука, ни шороха – все захвачены суровой мелодией саги. О чём песня – тоже загадка, даже для наших учительниц. Кто сейчас вспомнит эпизод из «Айвенго», где говорится о набеге Гаральда Строгого, о шести футах доброй английской земли, обещанной ему саксонским тёзкой – тем самым, которому крепко не повезло всего через три недели при Гастингсе?

Но это, похоже, никому не мешает. В глазах ребят и девчонок – мерные взмахи вёсел, россыпи солёных брызг, отсветы низкого северного солнца на подёрнутых ржавчиной кольчугах и храп боевых лошадей, беспокойно перебирающих копытами в узких палубных стойлах.

«…прозрей! Осади многовесельный струг!

…По вереску летнемуНас гонят Гаральдовы скальды на юг,К их пиру последнему…»

Конечно, пришлось давать объяснения, вылившиеся в краткую лекцию по средневековой истории Европы. Обе классные не вмешиваются – слушают, в их глазах прыгают весёлые чёртики.

Чтобы избежать лишних вопросов вру, что текст песни – перевод с норвежского, найденный в каком-то толстом журнале. «Иностранная литература»? «Нева»? Нет, уже не вспомню, простите… И ты, Эжен, извини, песни свои ты ещё сочинишь и споёшь[6]. Я же не собираюсь вылезать с ними на эстраду, даже на КСПшном слёте! И слова с аккордами переписывать не стану, хотя Ритуля уже просит. Потом, потом… а там, глядишь, и забудется.

Хихикаю про себя – ну вот, начинаю выполнять пункты из «обязательного списка попаданцев». Плевать: душа просит песен, и их есть у меня. В конце концов – тварь я дрожащая, или право имею?

Слушатели тем временем требуют продолжения. Стоянка в Ростове-на-Дону позади, Галина с Татьяной Иосифовной тихо радуются, что всё прошло благополучно, никто из деток (это не ирония, они так к нам обращаются) не отстал.

– Ну, что вам ещё спеть? «Машину» не предлагать, и без меня есть кому.

– Блатняк! – требует Генка Симонов и вызывающе смотрит на учительниц. Галина недовольно хмурится, но молчит. Подход у неё такой: не давить и не навязывать.