Комонс

Аст всё это время стоял на стрёме – договорились, что при появлении посторонних, он обрушит в лаз пласт пушистого снега, а дальше будет действовать по обстановке. Он, конечно, напросился со мной, да я особо и не возражал. Теперь вот – ждёт, приплясывает на морозе и гадает, что это такое затеял неугомонный Бабай? Хоть в этом нам повезло – никто из сотрудников фермы и не думал выбираться из провонявшего куриным помётом тепла в темень, на мороз…

Минут через десять – я уже успел закостенеть от холода – Аст возвращается и просовывает мне полуметровый обрубок сплющенной водопроводной трубы. Живём!

Через четверть часа, пятясь, как рак, выбираюсь из снежного тоннеля. Отряхиваю непослушными руками снег, коробка за пазухой, отчего куртка на груди встопорщилась горбом. Аст, увидав мои руки, испуганно ахает – перчатки висят клочьями, пальцы сбиты в кровь, два ногтя, на указательном и безымянном, сломаны. Ничего, Серёг, нам бы только до санатория добраться, а уж там как-нибудь. Завтра с утра домой, может, никто и не заметит…

Три километра до санатория мы рассчитывали преодолеть примерно за час – на заснеженном, продуваемом всеми ветрами шоссе быстрее не получится. Сюда-то добирались на попутном ЗИЛе, но сейчас уже совсем темно, начинается метель, на дороге – ни души, ни огонька, ни машины. Расписание на автобусной остановке (железная клетушка на обочине, шагах в ста от птицефермы) тоже не порадовало – ближайший рейс только в шесть утра.

На остановке-то он к нам и подошёл.

– Эй, пацаны, закурить есть?

Голос хриплый, надтреснутый, какой-то придушенный.

– Ты, мужик, ещё бы спросил, как пройти в библиотеку! Напряжение осталось позади, но нервная трясучка не отпустила, и меня тянет на дурацкие шутки. Оборачиваюсь – и взгляд сразу натыкается на светлую полоску ножа.

– Мужик ты чё, охре…

Вместо ответа он колет меня в живот – неуклюже и слишком медленно. Легко ухожу от удара, сорванная с головы шапка-ушанка летит супостату в лицо. Приём из испанской школы боя на навахах, хорошо известный по той, прошлой жизни. Незнакомец, невысокий дядька лет, примерно, сорока-сорока пяти со следами бурных возлияний на физиономии, от неожиданности отшатывается. И этого мгновения нам с Серёгой хватает, чтобы сориентироваться и перейти к наступательным действиям. Всё же, занятия фехтованием – великое дело, реакцию они вырабатывают отменную. Аст с воинственным воплем наскакивает на мужика, толкает обеими руками так, что тот отлетает и впечатывается плечом в гулкое железо. Я же пробиваю с ноги в пах, а когда вражина с воем складывается пополам – выхватываю из кармана явару и, изо всех сил зажав её в кулаке бью гранёным кончиком точно в висок. С размаху, не испытывая ни малейших душевных терзаний. Сколько раз я отрабатывал именно такую связку…

Супостат мягко оседает на снег, пару раз дёргается и замирает. Нож отлетел в сторону. Подбираю – зоновский самопал, даже рукоятка наборная, из кусочков разноцветного плексигласа. Забрать себе? Нет уж, нафиг-нафиг. Размахиваюсь и забрасываю улику подальше, в снежную целину. Всё, теперь раньше весны не отыщут. От явары тоже придётся избавиться – но позже, когда подальше, отойдём километра на два. Не забыть бы только протереть рукавом на предмет отпечатков…

…а мужик-то не шевелится. И, похоже, не дышит…

– Бабай, ты его что, убил? Взаправду?

Вот теперь Аста проняло по-настоящему. Женька глубоко внутри тихо скулит от ужаса.

…прости, альтер эго. Что, лучше, чтобы ты валялся сейчас здесь, на кровавом снегу, путаясь в собственных кишках? Этот тип ведь не шутил, бил, с намерением не порезать для попугать, а завалить, насмерть. И ты, Аст, извини, свидетеля он в живых бы не оставил. Что до мук совести – не по адресу. Этот тип не человек вовсе – Десантник, к гадалке не ходи, как и тот, с Бештау. Предупреждали ведь умные люди, что следует быть осторожнее…

…ещё бы понять, как они сумели меня разыскать?..

– Не знаю, Серёг… – отвечаю. – Может, и убил. Сам виноват, не мы первые начали. Давай-ка лучше сбросим его в кювет – глядишь, за час-другой заметёт.

Двигаясь, словно во сне, он подхватывает тело за лодыжки и вместе со мной стаскивает в глубокую канаву на обочине. И заворожённо наблюдает, как я закидываю следы инцидента снегом. Запоздало думаю, что надо было обыскать труп на предмет документов. Нет, это, пожалуй, перебор – неокрепшая Серёгина психика такого точно не выдержит.

Озираюсь по сторонам – снова повезло, никого. Подбираю шапку, цепляю Аста за рукав.

– Ну что, пошли?

– Погоди!

Он подаётся назад, сбрасывает мою руку.

– Не хочешь объяснить, что всё это значит? Раскопки, придурок с ножом… он что, специально тебя выслеживал?

…молодец, парень, соображаешь…

– Слушай, не знаю, как ты, а я уже задубел. Вот и руки…

Показываю ободранные кисти.

– Давай вернёмся в санаторий, согреемся, приведём себя в порядок, и обещаю, всё тебе расскажу. А пока – ноги в руки и шагом марш, пока до смерти не простудились!