Комонс

– Так точно, тащ майор!

– Ладно, я винтовки тогда отнесу, а ты приберись тут, подмети, мишени собери… – он кивает на мусорную корзину с бумажками, издырявленными пулями. – А ключ потом оставишь в учительской, на моей полке. Знаешь, где?

Конечно, знаю. Тир – не оружейка, ключ от него вполне можно доверить ученику. Тем более, с некоторых пор я хожу у него в доверенных помощниках.

Уже заканчивая наводить порядок, я вдруг поймал себя на мысли. Тир, стрелковая секция – я это всё затеял по необходимости, или же неосознанно подгоняю свои поступки под книжный сюжет? Там мальчишки, вычислившие Пришельцев, тоже ходили в подвальный тир к тренеру, бывшему военному…

Н-да, задачка… Надо бы обдумать на досуге. Интересно, что ещё способно подкинуть сознание комонса?

1979 г, 23 февраля

Москва, Ул. Фестивальная

школа № 159

Опять день сюрпризов

У нас в школе концерт, посвящённый Дню Советской армии.

Когда я заявил классной, что намерен принять участие, она посмотрела на меня с нескрываемым подозрением – и успокоилась только, узнав, что на сцене я буду один, с гитарой и в школьной форме. Но всё равно, сомнений, как мне показалось, не оставила…

Программы выступлений по классам надо сдавать в школьный комитет комсомола, который и курирует это мероприятие. Что именно я собираюсь петь, они уточнять они не стали, удовлетворились вполне политкорректным названием. Зря, между прочим, узнали бы много нового.

И не только они.

– Пап, завтра у нас концерт на двадцать третье. Придёшь? Суббота же, на работу не идёшь…

– Ну, не знаю. А надо?

– Родителей разрешили пригласить. А я там буду петь.

– Ты? Петь? – отец заинтригован. – И что именно, не секрет?

– Пока секрет. Есть одна песня, про лётчиков интернационалистов.

– Это про Испанию, что ли?

– Почти. Ты приходи, сам и услышишь.

Моё выступление – сразу после трио девчонок из девятого «Б». «Песня из „Белорусского вокзала“» – что ж, вполне душевно вышло. Софья Игнатьевна, наша историчка, воевавшая на Севере, в морской пехоте, украдкой смахивает слезу.

Моя очередь. Выхожу, сажусь на стул, пристраиваю поудобнее гитару (выпросил у Ритули, своей нет), кладу рядом белый, полусферический, с тёмным светофильтром, пилотский шлем. Его я одолжил для выступления у Жоры – он стоит у него в кабинете, на почётном месте, на шкафу. Дал, хотя и удивился. Сказал, что не хочу портить сюрприз, сам всё поймёт.

Да-да, Георгий Палыч. Эта песня – для вас. Да, есть и директор-танкист, и Софья – но для них найдётся, кому и спеть и прочитать стихи. А для вас – нет. Не знают мои одноклассники о вашей войне, не принято у нас о ней… Так что, это будет только справедливо.

Отец здесь – стоит возле окна, прислонившись к стене. Поймал мой взгляд, помахал рукой. Спасибо, папочка…

«Он смотрит на синее небо,На крестик со снежным хвостом.Где жизнь – то ли быль, то ли небыль,Дорогой вела непростой.Где солнце светило не часто,Где часто брало на разрыв.Где было конкретное счастьеКолес от бетонки отрыв…»

Ага, уловил, понял – выпрямился, вытянулся в струнку на стуле, весь обратившись в слух. Ищу глазами отца – у него глаза на лоб лезут от удивления.

То ли ещё будет…

«Затяжкой откроется память,Как буквы на старом холсте.И „Су“ засверкает над намиС арабским орлом на хвосте.Песка раскаленного ветерОпалит пустынным огнем,И прямо сквозь сорокалетьеОн вверх по стремянке шагнет…»[16]

Теперь – припев. Жора смотрит мимо меня, только уголок рта подёргивается…

«Не волнуйтесь товарищи, это летчик мечтающий,

Мастер неунывающий огневого удара.Его жизнь лучезарная – Бирюлево-товарное,Где квартира шикарная, и „Москвич“, но не старый…»

Может, стоило пропустить, не расчёсывать мужику лишний раз нервы? Но – из песни слов не выкинешь.

«И будет он словом нерусскимВсё ручку стараться дожать,И сквозь пелену перегрузкиПоявится хвост „Миража“,И в линиях стекол прицелаЧужой задымит силуэт.Но бой вдруг потребует ценуЗа этот счастливый билет…»

Отец серьёзен, как никогда. Жорин кулак сжался так, что побелели костяшки. В глазах – расчерченное инверсионными следами и дымными трассами «Сайдвиндеров» небо Синая.