Его желудок, давно пережженный кислотой, превратился в истонченную, бесполезную требуху. О пищеварении Меснель забыл, как забыл изученное в школе на уроках биологии. Твердого стула у него не было с незапамятных времен, и каждое испражнение давалось с такой болью, что он невольно проверял содержимое унитаза: не исторг ли он заодно и кишки. Он превратился в скелет, но скелет, наделенный разумом, и разум продолжал скрестись, зудеть как ночной комар над ухом.
Наконец Меснель поднялся на тонкие дрожащие ноги, нелепые в узких штанинах кальсон, впалая грудь вздымалась под превратившейся в тряпку майкой. Он натянул штаны — седалище все еще влажное после утренней прогулки на Руа-да-Аррабида. Оливье надел рубашку и пиджак, повязал темный галстук, промокнул вспотевшие усы. Присел на край кровати, или дыбы, болезненно ощущая, как трутся друг о друга кости таза. Револьвер, полученный нынче утром от местных коммунистов, лежал под подушкой. Меснель достал оружие, припомнил, как оно функционирует, проверил барабан. Четыре пули. Должно хватить.
— Русские, — произнес он вслух, вновь включилась магнитофонная запись его мыслей. — Почему русские поручили убийство мне! Я — интеллигентный человек. Занимаюсь литературой. И вот, пожалуйста, должен стрелять в людей.
В девять тридцать вечера он очнулся весь в поту на окраине города. Страх полностью овладел им, ноги мучительно заплетались, покуда он не свалился, и теперь его костюм был покрыт пылью, левая рука пониже локтя онемела, и рукоять револьвера болезненно впечаталась в ребра.
По приказу Фосса Руй и его напарник неотступно следили за Меснелем, один шел впереди, другой сзади, за столько месяцев слежки оба изучили повадки Меснеля, и им было скучно. Они знали, куда направляется француз. Вечер выдался на редкость жаркий, и пребывание на улице не доставляло им ни малейшего удовольствия, как и слежка за французом. Добравшись до холмов Монсанту, они предоставили Меснелю идти дальше без сопровождения — пусть, как обычно, потешится с цыганскими мальчишками в одной из пещер, — а сами разлеглись на сухой траве и принялись беседовать насчет курева, которым ни один из них не сумел разжиться.
Меснель огляделся в поисках двух теней, как всегда оглядывался, направляясь на условленную встречу. Убедившись, что они отстали, он повернулся спиной к пещерам и начал с трудом взбираться на Алту-да-Серафина, высокую обзорную точку к западу от Лиссабона. Измученный подъемом, он присел на выступ скалы и, разинув рот, уставился на окружавший город нимб: темные громады домов были подсвечены окнами и фонарями. Далекая галактика. Утирая струившийся по подбородку пот, Меснель мечтал оказаться совсем в другом месте. В Париже. Еще несколько месяцев, и Париж освободят. Может быть, даже несколько недель. Он бы дожил, дотянул под оккупацией, но русским потребовалось, чтобы он сделал это. Ради партии.
— В такую ночь тутовника не видно, — произнес позади него голос по-английски, но с американским акцентом. Кто-то прятался все это время в темноте, поджидая его.
— Червяк там шелк прядет, — ответил на пароль Меснель.
— Вы здесь один?
— Вы же знаете, что я один. Апостолы остались внизу, как обычно, валяются на травке и болтают о футболе. Лиссабонский клуб «Бенфика». Спорт.
Американец сделал два шага, перебрался на тот выступ, где сидел Меснель, обошел француза спереди.
— Что вы мне принесли?
Меснель тяжело вздохнул. Горячий ветер поднимался над городом, нес с собой вонь и пыль.
— Вы поговорили с вашими? — настаивал голос. — Объяснили, что это — последний шанс?
— Не так-то это просто: в Лиссабоне нет русского представительства.
— Это мы уже обсуждали неоднократно.
— Но мне удалось поговорить с ними.
— Готовы они заплатить за возможность сделаться атомной державой, да еще и помешать германцам сделать свою бомбу?
— Нет, не готовы, — ответил Меснель и заерзал, пытаясь нащупать рукой нечто твердое, металлическое за поясом брюк.
— Не готовы? — удивился американец. — Они хоть понимают, о чем идет речь? Уникальная возможность сравняться с Америкой, сделать атомную бомбу. Они все поняли? Я знаю, вы — человек образованный, и все-таки: вы сумели им как следует объяснить?
— Я все сказал. Все, как вы велели. Они поняли, — подтвердил Меснель. — Но не проявили заинтересованности.
— Как долго мы ведем с вами переговоры, мсье О?
— Несколько месяцев?
— Несколько? Без малого пять. И после пяти месяцев переговоров они решили, что их это не интересует?
— Мсье, никто не может попросту снять трубку в Париже и позвонить в Москву. Мы и с Лондоном не имеем телефонной связи вот уже четыре года. Постарайтесь понять, как это работает. Все через курьеров.
— Вы мне надоели.
Рука Меснеля поползла дальше.
— Не двигайтесь.
— Я хотел вытереть лицо, — пожаловался Меснель. — Сегодня очень жарко.
Американец, державший руки в карманах, поставил револьвер на боевой взвод, вытащил его из кармана, ткнул прямо в лоб Меснеля.