Компания «Гезельшафт»

— Я снова свободен, — говорит его отец. — Чист, да? Возвращаюсь в Фордландию. Большой прием в честь меня. Все поют и танцуют. О боже, сколько же шнапса мы выпили тогда! На следующий день я засучиваю рукава и принимаюсь за работу. Дела плохи. Деревья умирают тысячами. Мне нужно две сотни человек в помощь. Я делаю десять тысяч новых прививок. Десять тысяч! — С блеском в очах старик Адлер подвел своих слушателей к кульминационному моменту своих неудач. Для большего эффекта он сделал паузу. — Спустя две недели из министерства внутренних дел снова приезжает человек. Уже другой. «Вы Генрих Бауэр?» — «Что, опять? — говорю я ему. — Пожалуйста, сделайте милость, выслушайте меня. Я уже выпил достаточно из этой чаши. Я уже сидел в тюрьме в Рио- де-Жанейро, за это время погибла вся моя работа». — «Очень сожалею, — говорит он. — Но ваше имя в моем списке. Адлер, он же Бауэр. Поэтому вы должны ехать со мной». Итак, я снова в Рио, сижу в тюрьме, и все мои прививки погибают. Л потом опять: «Извините, ошибка». Рукопожатия. «Прошу прощения, — говорю я. — Но мне больше не нужна ваша работа». — «Пожалуйста, останьтесь, — говорят мне. — Вы нам нужны, чтобы спасти наши деревья». — «Достаньте мне письмо от вашего президента, в котором бы говорилось, что я Вильгельм Адлер. Если нет, я еду домой». Они достали мне письмо с подписью президента Варгаса, и я остался.

— И с этого дня вас оставили в покое? — спросил Максвел.

— О нет, — сказал взволнованно старик. Максвелу показалось, что он слегка перевозбудился от пирожных с кремом. — Меня никогда не оставляли в покое. В Перу и Чили, где я помогаю в области лесоводства, меня забирали несколько раз, но я показывал свое письмо от Варгаса, и они меня отпускали.

— А вам что-нибудь известно об этом Генрихе Бауэре? — спросил Максвел.

— Ничего. Хотя уверен, что бы они ни говорили о его прошлых делах, будь он мудрым человеком и останься жить з Германии, у него не было бы никаких подобных неприятностей. Эго только в Южной Америке творятся такие вещи. В Германии многие высокопоставленные лица старой нацистской партии занимают сейчас большие посты. И никто их никогда ничем не тревожит, и, если они сами никуда не вмешиваются, им никто мешать не будет.

Адлер пошел провожать Максвела.

— Как видите, отец не относится серьезно к своим неприятностям. Хотя какой позор, что ему приходится подвергаться подобным преследованиям. Он ведь замечательный старик. И меня больше всего мучит то, что это была не последняя попытка его похитить.

— Неужели после этой неудачи они предпримут что- нибудь опять?

— Уверен. Правительство предпочитает умалчивать о таких происшествиях, но убежден, что они случаются гораздо чаще, чем мы можем себе представить. Мы должны быть всегда к этому готовы, и нам нельзя ослаблять нашей бдительности. В этой стране никто не будет заботиться о вас, если вы сами о себе не позаботитесь. Одна мысль, что с моим отцом может что-нибудь случиться, невыносима. Мы всегда были очень крепкой семьей.

9

Не успел Максвел сесть за свой рабочий стол, как вошел Адамс. У этого человека были гладкие лоснящиеся щеки шотландского горца, на которых все еще горел яблочно-красный румянец, выделявшийся среди желтизны лица, свойственной жителям тропиков; по всему было видно, что этот человек решительно положил есть овсянку каждое утро до конца своей жизни. В работе управляющий был незаменим и знал это, что вынудило Максвела в конце концов смириться с некоторой его тупостью, столь же неисправимой, как и его акцент.

— Мадам Карранса здесь и хочет вас видеть.

По суетливому поведению Адамса и явному нежеланию смотреть в глаза можно было догадаться, что там за дверью на него здорово нажали.

— Наверное, вы уже слышали? — спросил Максвел. — Карранса исчез.

Адамс кивнул.

— Почему ей захотелось вдруг меня сейчас увидеть? Я сам совершенно этого не хочу.

— Она плачет навзрыд.

— Но что она ждет от нас?

— Она хочет, чтобы кто-то взял наш аварийный грузовик и поехал искать его. Она уверена, что он застрял в грязи где-то на дороге в Чако.

— У них есть свой собственный аварийный грузовик, не так ли?

— У них был, но кредитная компания конфисковала его.

— Не понимаю, почему я должен что-то делать ради этого человека. Принесите ей наши извинения и удалите ее. Скажите, что кредитная компания забрала и наш грузовик тоже.

— Она в совершеннейшем отчаянии. Если вы не собираетесь ей помочь, то хотя бы поговорите с ней.

— Не имею пи малейшего желания. Ведь именно меня ее муж все время пытался уничтожить. Ей, как никому другому, это должно быть хорошо известно. Почему она обращается именно ко мне?

— Потому что вы единственный человек, у которого есть аварийный грузовик.

— А где ее гордость?

— О какой гордости может идти речь, когда человек в таком отчаянном положении, как она.