Компания «Гезельшафт»

Он был приятным и умелым официантом. Слишком хорошо образован для такой работы, считал тогда Максвел. В голове поэзия и экономика, а перед глазами поглощающие еду посетители. Максвел подозревал, что Рамос происходит из какой-то старинной фамилии, заглушенной порослью новых разбогатевших семейств, и он, последний ее отпрыск, нес на себе печать благородной обреченности.

— Вас уже давно не было видно в «Крильоне», — сказал Максвел. — Надоело там работать?

— Нет, не надоело. Отель перешел в руки других хозяев, и на мое место они взяли сына каких-то своих друзей. Поэтому я оказался здесь.

— Довольно резкая перемена, верно?

— В общем-то у меня есть опыт работы на ферме. Мой отец был когда-то землевладельцем, но он лишился своих земель после реформ предыдущего правительства.

— Страшно не повезло. Тем более что это правительство просуществовало всего три года.

— Но я считаю те реформы правильными. Они были неизбежны.

— Ну если даже вы так считаете, то что уж сетовать мне, — сказал Максвел.

Странный человек, подумал он про Рамоса. От наследника землевладельца дойти до официанта, затем фермера почти разорившейся колонии «Маргаритка» — это был резкий путь вниз, однако он принимал его с такой готовностью, которая граничила с мазохизмом.

Максвел ощутил вдруг неприятный запах, который исходил от человеческих тел, распростертых на одеялах в дальнем конце комнаты.

Рамос пояснил:

— Мы устроили здесь лазарет. У нас несколько случаев гастроэнтерита. К сожалению, в такое время года невозможно уберечь продукты от порчи.

— Давайте выйдем погуляем и обсудим там вашу ситуацию, — предложил Максвел.

Снаружи серые хлопья пепла летали в воздухе, как снег. Но даже дегтярный запах горящего тростника принес Максвелу облегчение после затхлости и вони, стоявших в комнате с больными.

— Мне говорили, что когда-то у вас здесь были прекрасные сады, — сказал Максвел.

— Самые красивые во всей стране. Чтобы заложить их, сюда завезли из долин несколько тысяч тонн земли. Но мы решили, что не можем отдавать столько плодородной почвы под такую роскошь, как сады.

— Сколько часов в день вы работаете?

— Тринадцать-четырнадцать, — ответил Рамос. — Иногда больше.

— Сколько же зарабатывают ваши люди?

— Мы не пользуемся деньгами. Все, что производит колония, распределяется поровну.

— Я совсем забыл, — спохватился Максвел.

По дороге им попался мужчина, скорчившийся над отхожей канавой, постанывая и кряхтя. На нем был нелепо напялен мотоциклетный шлем — новый символ богатства, на приобретение которого крестьяне иногда экономят деньги месяцами.

— Гастроэнтерит? — спросил Максвел.

— Боюсь, что да.

— А чем вы их лечите?

— У нас только аспирин.

— Ходят слухи, что вы уже дошли до точки.

— Не совсем так, мистер Максвел. Нам пришлось туго, это верно, но наступят и лучшие дни.

— Что за идея в основе вашей колонии? Что вас все еще держит?

— Мы руководствуемся тем, что людей можно убедить работать друг для друга и что их можно избавить от привычки ставить личные интересы превыше всего. Мы уверены, что эта привычка обусловлена тем напряженным состоянием, в котором находится человек, живущий в конкурирующем обществе.

Рамос с трудом выговорил слово «конкурирующий», а так он произнес свое кредо без запинки. Максвел решил, что эту речь он держал уже не раз.

— Если не будет этого напряженного состояния, возникнет новый тип людей, — сказал Рамос.

— Но он пока еще не возник? — спросил Максвел.

— Пока нет. Хотя мы делим здесь все поровну, случается, что сильнейшие получают больше.

— Значит, социализм не подходит для нынешних условий?

— Если бы у нас было еды хотя бы на десять процентов больше, чем сейчас, мы бы смогли превратить эту колонию в рай, — сказал Рамос. — Если бы мы смогли избавить людей от голода, они бы стали думать о других. Нам нужен только один хороший урожай, и мы спасены.

— Но будет ли оп когда-нибудь? Я слышал, что у вас не стало воды. Вроде как из реки выбрали всю воду…

— Мы теперь копаем колодцы. И пока нам удалось продержаться.

— А теперь вы столкнулись с проблемой транспорта. Что же у вас случилось?

— Грузовики не приходят, и не на чем доставить тростник па переработку. Если начнутся дожди, урожай погибнет. Я звоню целыми днями в транспортную контору, но никто не может ничего сделать.

— Фирма Каррансы перешла ко мне, и дело будет поставлено по-другому, — сказал Максвел. — Мне бы хотелось помочь вам. Но половина грузовиков на ремонте. Остальные уже обещаны. Я должен подписать сегодня контракт. Что же делать?

— Вам решать. Я в ваших руках.

— Я думаю, вы догадываетесь, кто забирает все грузовики?

— Сделать это может только одна компания.

— Верно. И они там не питают к вам особой симпатии. Верно?

Рамос только развел руками: враждебность «Гезельшафта» воспринималась им как стихийное бедствие вроде наводнения или урагана.