Компания «Гезельшафт»

— Вы день ото дня становитесь все уязвимей и бессильнее, — сказал Максвел. — Все Кооперативные объединения обречены па это. Нет денег, нет кредитов, нет техники, нет друзей. Все, что вы сделали, это расчистили и приготовили место для других. А теперь вас отсюда выживают. Неужели вам не приходит в голову, что настало время отступить, пока вы еще можете хоть что-то продать. Несколько строений, немного скота, несколько гектаров огороженной пахотной земли…

— До этого дело еще не дошло, — сказал Рамос. — Мы будем работать еще немного больше. Немного меньше есть. Как-нибудь протянем.

— Вы потеряли большую часть своего хлопка, и похоже, что с урожаем тростника дела обстоят не лучше. Что вы сможете сделать?

— Если ничего не получится с остальным, мы займемся тропической пшеницей. Пятьдесят гектаров уже созревают. Нам нужна только небольшая передышка и еще семена к следующему урожаю.

— Но вам нужны еще и грузовики, причем срочно.

— Да, мы не сможем обойтись без них.

— Сколько вам нужно?

— Хотя бы шесть.

Было невозможно сказать нет. И печальное лицо озарилось надеждой.

— Вы ставите меня в трудное положение. Вы понимаете это? — спросил Максвел.

— Понимаю, вам нелегко.

— Меня восхищает ваша стойкость, и я бы хотел что- нибудь для вас сделать. Но, с другой стороны, я деловой человек. Контракт, который я собираюсь заключить с «Гезельшафтом», принесет мне прибыль, и я не могу их подвести.

— Я все понимаю, мистер Максвел. Действительно. И мне очень неудобно, что я беспокою вас своими проблемами.

— Это будет только между нами. Никому ни слова. Я дам вам шесть грузовиков, но только на неделю. При условии полной конспирации.

— Вы спасли мне жизнь. Не знаю, как вас благодарить.

— Вы заплатите мне за них, когда продадите свою пшеницу.

— Когда я сообщу об этом, в вашу честь устроят праздник. Какое счастливое совпадение! Завтра мы отмечаем день рождения нашей колонии.

И праздник этот будет последним. В этом Максвел был уверен. Через два года на том месте, где они сейчас стоят, будет пастись скот, и самые выносливые из молодежи колонии, если им повезет, станут работать здесь пастухами.

— Праздник — это, согласен, хорошо, — сказал Максвел. — Но может быть, все-таки лучше отложить его дня на два, пока вы не управитесь с тростником. Мне бы хотелось, конечно, на нем присутствовать, но не смогу. Знаете, что я придумал: пошлю вам лучше молодого бычка. И кое- какие лекарства.

Рамос схватил его за руку.

— Мистер Максвел, я не могу поверить этому. Теперь я вижу, удача наконец снова с нами.

— Но предупредите своих, чтобы они вели себя осторожнее. Мясо может оказаться слишком тяжелым для слабых желудков.

Максвел, однако, знал, что, как только прибудет туша, ее тут же свезут на рынок и продадут, оставив себе только требуху для супа.

Они повернули обратно. Невысокое пламя костров уже отгорело, и только голубой дымок вился в воздухе, чуть скрывая здание фермы вдалеке, но небо уже очистилось. Рабочие теперь сгребали стебли тростника, а дети носились взад-вперед, как почерневшие гномы, собирая их в вязанки.

— Скажите им, чтобы все было готово к погрузке на рассвете, — сказал Максвел.

Он вернулся в город и через час оказался в кабинете правления «Форсткультур Гезельшафта», куда его провела почти двухметровая, атлетического сложения девушка с прекрасными косами, от которых шел легкий запах мыла.

Солидность и процветание компании подтверждались всем убранством комнаты: толстые ковры — последнее новшество в кондиционированных тропиках; панели из редких местных пород дерева; голландский морской пейзаж XVII века в специально освещенной нише. Тихая музыка, как показалось Максвелу — Бетховен, смолкла, когда он вошел в комнату. Пять членов правления «Гезельшафта»: Адлер, Ристер, Копф, Фукс и Видлинг — уже ожидали его, стоя чуть ли не навытяжку около своих стульев. Они производили впечатление людей, которые никогда не были молодыми и никогда не будут старыми, а навсегда останутся сорокалетними, верша свое целеустремленное и четкое движение сквозь время. Каждый из них обменялся с Максвелом продолжительным и крепким рукопожатием, улыбаясь при этом ровно пять секунд. Максвел подумал, что немцы в Новом Свете становятся все более рослыми. Ни один из пятерых не был ниже ста восьмидесяти сантиметров. Все они были одеты в английские твидовые костюмы, которые сидели на них как форма. Девушка с чистым лицом и ясным взором, будто из тевтонской легенды, внесла кофе в превосходном дельфтском фаянсе. Теперь они все расселись по своим массивным стульям.

— Как вы знаете, — начал Максвел, — я приобрел все дела Каррансы. Из них непосредственно вас касаются грузовики. Но они оказались из-за неумелого ремесленничества и отсутствия запасных частей в гораздо худшем состоянии, чем я ожидал. Из ста сорока только тридцать способны к нормальной эксплуатации и могут быть использованы прямо сейчас. Остальные должны пройти капитальный ремонт. Возможно, половину из них придется пустить па слом, позаимствовав у них запасные части.