Комплекс Росомахи

«Заткнись, а?» – предложила ей первая.

«И что это ты так всполошилась? – не послушалась ее вторая. – Ничего

чрезвычайного в твоей жизни не произошло. Это обыкновенная вылазка в

выходной. Как у прочих людей. У которых есть масса приятелей и подруг. По

выходным они собираются вместе в группу, чтобы погонять шары в кегельбане,

попить пивка и всей толпой поржать и как-то еще повеселиться. И совершенно

необязательно твоему новому знакомому знать, насколько ты, детка, нелюдима, а

всем на свете дискотекам предпочитаешь утреннюю выездку в Битцевском лесу на

гнедой красавице Коре из конюшни Славы Бурмистрова в компании одной только

красавицы Коры».

И это была чистая правда, у Алины не было подруг. Марианна Путято не в

счет. Они никогда не обсуждали проблемы женского недомогания, свинство своих

мужчин и не делились взахлеб по телефону рецептами салатов.

И Рита Радова не была ей подругой. Она скорее была непутевая сестра –

безалаберная, сентиментальная и взбалмошная. Младшая сестра, хотя они были

одного возраста, только Алина родилась в январе, а Рита в конце сентября.

С непутевой сестрой Алина недавно имела тяжелый разговор. И с ее

непутевой мамашей тоже.

Они вызвали Алину поговорить. Вряд ли они надеялись получить от нее

какую-то вещественную помощь, просто сидели и тряслись вдвоем. Им нужно

было на кого-то выплеснуть страх, вот и позвонили.

Она, конечно, поехала. Потому что Ритка попала в историю. Алина не

должна пускать историю на самотек.

Обе Радовы, и младшая, и старшая, ожидали ее в их старой однокомнатной

квартире, где временно жила теперь и тетя Тамара.

Состоялся брифинг. По его окончании обе дамочки заявили, что следователь

Путято на допросах была с ними гораздо любезнее. Но Алине было не до

любезностей. Алина испугалась за них, и этот испуг отчасти оправдывал ее

резкость, граничащую с грубостью.

Счастье еще, что любезная Путято не засадила тебя, деточка, в СИЗО, а

выпустила под подписку. И опасность того, что ты, крошка, окажешься все же за

решеткой, никуда не пропала, поэтому терпи.

Конечно, Марьяна крутой профессионал, но, как любой профессионал, она

подвержена профессиональным болезням. А именно – частичной слепоте вкупе с

глухотой, которые разрослись на почве природной самоуверенности,

превышающей приобретенный опыт.

Алина взялась за дознание. Она усадила мать и дочь Радовых напротив

себя за кухонный стол и принялась их потрошить. Допотрошила до слез, а узнала

мало.

Первое, что ее интересовало больше всего, так это зачем Ритку понесло

встречаться с отчимом в отсутствии маменьки, потому как ясно было, что в это

время дня дома ее не будет. Точно не будет. Очная ставка показала, что Ритуля

предварительно маменьке звонила, чтобы узнать ее планы на день, и убедилась,

что у тети Тамары как раз смена.

Призванная к ответу Ритка прохлюпала, что просто собиралась поговорить с

дядей Сашей по-хорошему, убедить его бросить «зашибать», а то потеряет жену, и

куда он без нее? Превратится в опустившегося типа, ясно куда.

Имея такое меркантильное намерение, Ритка и возникла в тот день возле

Шуриковых дверей. Почему меркантильное? Ну не благородное же. Ей не хотелось

снова проживать вместе с мамой, которая уже была на чемоданах.

Выслушав объяснение, Алина спросила ее неприятным голосом:

– А почему я не помню, что ты мне рассказывала об этом?

– Об чем? – продолжила хлюпать Ритуся.

– Да об том. Ты позвонила мне на работу в слезах и соплях, чтобы

пожаловаться, какая беда с тобой стряслась, и что Тамара Михайловна… такое

сделала. Не забыла? Почему ты тогда скрыла, что в день убийства заявлялась к

ним домой?

– И ничего я не скрыла! Потому что я к ним не заявлялась! – разволновалась

еще больше Ритка. – Не заявлялась! Не было дома дяди Саши, я его не застала! И

зачем тогда об этом говорить было?

– А вот и не ври! – повысила голос Алина. – Тебя там не только видели! Еще

и слышали, как ты с ним общалась!

– Да не с ним же я общалась! – воскликнула, приложив руку к груди, Ритуся.

– И вообще ни с кем я не общалась. Я же следователю все объяснила! Я

поднялась на полпролета, вижу дядька какой-то стоит у них под дверью. На меня

смотрит. И говорит, что, девушка, если вы в двадцатую, то нету никого у них дома.

Что он тоже пришел к Александру по делу, звонит, звонит, а никого нету!

– Что за дядька? – строго спросила Алина. – Опиши. Он тебе представился?

– Ну зачем, Алиночка, ему представляться? А дядька обыкновенный, можно

сказать, никакой был дядька. Лет сорок восемь. А, может, за пятьдесят. Да не

разглядывала я!

– Из подъезда вы вместе вышли? – продолжала допрос Алина.

– Нет, он остался. О, вспомнила! Он сказал, что пришел, чтобы дрель

попросить по-соседски, а теперь придется еще у кого-нибудь просить. Наверно,

выше поднялся. За дрелью пошел.

– И ты сразу отправилась домой?

– Нет, на работу. Я позвонила тут же у подъезда дяде Саше на мобильный,

но он был недоступен. Я и пошла.

Все время, пока Алина расспрашивала Ритку, тетя Тамара сидела молча,

неестественно выпрямившись и сцепив крупные руки на цветастой клеенке. Она

молчала и смотрела на занавеску.

Ей было тяжело и страшно. Даже жестокосердная Алина это понимала.