Компромат на кардинала

– Держи, моя радость, – сказал Федор, сунув Катерине тяжеленную стопку. Она взвизгнула от счастья, полезла целоваться, нимало не смущаясь, что этого человека видит второй раз в жизни, потом потребовала, чтобы ей тут же начали читать книжку, но поладили на рассматривании картинок, этим и было занято все время пути от Покровки до магазина «Планета», рядом с которым жила тетя Люся. Ну и там практически весь вечер был посвящен ужину и «Волшебнику», так что Федор лишь бросил тете Люсе два-три слова, от которых она побледнела и стала смотреть на Тоню как на оживший призрак, а им-то с Федором так и не удалось ни о чем поговорить, Тоня так и не получила никаких объяснений, однако разнежилась душой в тепле этого дома и поуспокоилась. И вот теперь Катерина вдруг вспомнила про танцы, и страх вернулся снова.

– Ты знаешь, домой сегодня нельзя, – веско сказал Федор. – У вас отключили отопление – на время, не навсегда. Но там страшно холодно. А здесь тепло.

– Тепло… – счастливо прижмурилась Катерина, которая была ужасная мерзлячка, но тут же вспомнила о своей главной беде на настоящий момент и снова начала сыпать слезами: – Завтра танцы, а если у меня не будет туфелек и юбочки, я не пойду! И дядю Сережу не увижу!

Господи! Еще одна жертва невозможных карих очей! Это что, наследственная дурь?

– Что ж там за дядя Сережа такой? – ревниво прищурился Федор. – Завтра нарочно с тобой схожу на занятия и посмотрю на него. Если понравится, возьмем его в женихи.

– Да ты что? – хихикнула Катерина, кокетливо прикрывшись ладошкой. – Он совсем старый, он маме в женихи подходит, а не мне.

Брови Федора взлетели чуть ли не выше лба. Но ревнивый прищур тотчас вернулся.

– Христос с тобой, Катерина! – Тоня не удержалась от смеха. – Ничего себе, старый, ничего себе, жених! Да Сереженька совсем ребенок, он младше меня аж на девять лет и одиннадцать месяцев!

– Уже то, что ты эти годы и месяцы столь скрупулезно подсчитала, кое о чем говорит… – протянул Федор с тем же выражением. Внимательно посмотрел, как Тоня краснеет, как прижимает ладони к щекам, и усмехнулся – пощадил все-таки.

– А мама знает, где твои вещички танцевальные лежат? – спросил он Катю.

Тоня вскинула брови. Эти его слова кое-что открыли в нем – привычку одинокого человека самому заботиться о себе и не доверять это женщинам. «Мама знает?» Ничего себе! Да ей пришлось перед отъездом оставить Витале список из 121 пункта на тему, где что лежит, когда и что на Катю надевать! Бывшая свекровь как-то проболталась по пьяной лавочке (а потом чуть язык себе не отъела и Тоню еще больше возненавидела!), что любименький сыночек у нее до сих пор иногда спрашивает: «Мамочка, а майка вывернута?» Похоже, Федор рано начал самостоятельную жизнь, а еще похоже, в этой его жизни нет никакой женщины – кроме тети Люси, разумеется, но она в данном конкретном случае не в счет.

Почему-то Тоне это было важно – правда, она еще не могла понять почему. Вернее, понимать понимала – что уж тут понимать-то особенно?! – но делала вид, что это ну просто теорема Ферма, как минимум. Сохраняла, так сказать, лицо перед самой собой.

– Конечно, знает! – встрепенулась Катюха. – Ма, ты домой сбегаешь? Заберешь мои вещи? Тогда я не буду плакать!

– А если не заберу? – поддразнила ее Тоня, и эта малолетняя шантажистка откровенно ляпнула:

– Тогда буду.

– Успокойся, – кивнул Федор, поднимаясь. – Будут тебе и туфельки, и юбочка, и маечка. Мы сейчас вместе с твоей мамой съездим за твоими шмотками, только ты уж, Катерина, тут себя веди хорошо, договорились? Тетю Люсю не огорчай.

Катя посмотрела на него с откровенным изумлением. Какой смысл теперь капризничать, ведь туфельки и все прочее будет ей доставлено? Зачем огорчать тетю Люсю, которая печет такие потрясающие тортики и готова часами напролет читать новые книжки? Пожалуй, за дочку Тоне можно быть спокойной. Или нет?

– Слушай, – она осторожно тронула Федора за рукав, – а можно их одних оставить? Я имею в виду…

– Я понял, – кивнул Федор. – За нами не следили, это точно. Тетя Люся их не интересует – она моя родня с отцовской стороны, а отец тут ни при чем, они выбивают только прямых потомков. Однако, как это ни смешно, у меня такое впечатление создалось, причем уже не первый год, что о моем существовании они даже не подозревают. Хотя я – именно Федор Ромадин. Представляешь? Когда мама замуж выходила, она оставила свою девичью фамилию. Как ты…

Сердце р-раз! – замерло, потом снова: тук-тук. Откуда он это знает?

– И ничего, их это как бы не колышет! – продолжал Федор. – Именно я организовал выставку картины, а им хоть бы хны! Прицепились к… Леонтьеву, к тебе, а меня словно не замечают. Не зря говорят умные люди, что всего темнее под свечой. Наверное, потеряли след еще после маминой смерти, это ведь очень давно было.

У Тони снова пресеклось дыхание, но тотчас спасительное «не-может-этого-быть» промелькнуло в голове, и она даже смогла улыбнуться.