Элизабет Редферн

Музыка Сфер

Часть первая

8 июня — 12 июня 1795

Не имеет ни малейшего значения, объясняются ли разразившиеся беды слабостью генералов, интригами штабов или соперничеством министерств: суть в том, что они разразились и что мы должны вновь начать спасение Европы.

Уильям Питт, 1795

I

Алголь — это имя мерцающей звезды-демона, Медузы небес; прекрасной, но смертоносной для тех, кто смотрит на нее, даже для того, кто уже умирает.

О, яркие звезды ночи! Они почти стирают ясную белую боль. Тысяча звезд, сияющих в эфире; но ни единой ослепительной пришелицы. И так мало времени остается, так мало времени…

И все-таки двуликая Медуза смеется из-за туч, требуя преклонения. Преклонение, Медуза или меч, клинок, острее самой смерти?

Поднимается ветер. Ночные тучи заволакивают Вселенную. Менее возвышенная музыка, иной род смерти.

Нет звезд сегодня, любовь моя.

Нет Селены.

Часы показывали половину двенадцатого в умытый дождем июньский вечер, когда Августа де Монпелье поднялась с постели и поняла, что ее брат Гай ушел из дома. Потому что он не всегда отвечал за свои поступки и потому, что он (как и она) был чужестранцем в чужой стране, она ощутила волну страха, того знакомого страха, который поглаживал ее кожу холодными пальцами.

— Гай! — позвала она. — Гай!

В своих чердачных спальнях прислуга продолжала спать. Только ее собственный голос насмешливо зашептал ей в ответ из далеких коридоров и скудно обставленных комнат этого большого дома, стоящего так неподвижно, так тихо среди полей и лесов далеко на западе от спящей столицы.

— Гай! О! Гай! — Августа взбегала и сбегала по широким лестницам, изгибающимся полукружиями по обширному дому.

Вдруг она остановилась, вскрикнула по-иному: ей почудилось, что она кого-то увидела — привидение, глядящее на нее из теней забытой комнаты. Но тут же поняла, что привидение — это она сама, пойманная зеркалом на стене, ее лицо, маленькое и бледное под коротко остриженными рыжими волосами. Она в растерянности не отводила глаз и увидела, как шелковый пеньюар соскальзывает с ее плеч. Стянув его на груди потуже, она, задрожав, побежала дальше.

— Гай… Где ты?

Слуги, наконец разбуженные отголосками ее шагов и ее криками, теперь скатывались друг за другом со своих чердачных постелей, сжимали свечи. Заразившись ее страхом, они тоже забегали туда-сюда в трепещущих ночных рубашках, зная, что хозяин нездоров и что в подобных случаях он нуждается в помощи, как ребенок. Но Августа далеко их опередила, потому что она поднялась на крышу дома, где широкий балкон был открыт прохладе летней ночи. Здесь, когда небо было чистым, небеса простирались в бесконечность, и звезды совершали круговорот в вышине. Здесь всю ночь напролет Гай с помощью телескопа искал потерянную звезду, которую он назвал Селеной. Но не этой ночью. В эту ночь звезды были скрыты набухшими дождем тучами, и дорогие телескопы унесли вниз и осторожно уложили отдыхать там, где ночной воздух не мог им повредить.

Августа положила ладони на каменный парапет и посмотрела вниз на старые деревья в обширном саду, воображая, что слышит, как они перешептываются под порывами ветра. Когда ее глаза свыклись с темнотой, она подняла свою обкорнатую голову и посмотрела на запад в сторону деревни Кенсингтон, покинутого дворца в окружении ухоженного парка; затем на север, на пустынные поля, протянувшиеся до холмистого Хэмпстеда. И наконец она посмотрела на восток, следуя петляющей пустынности немощеного тракта, ночного обиталища воров и разбойников, ведущего через угрюмые перелески, дрок и вереск к Найтсбриджскому тракту и оттуда к далекому Лондону.

Ночь без звезд.

Августа побежала вниз в дом, стуча атласными туфлями, ее шелковый пеньюар колыхался у нее за спиной. Она поспешила в свой будуар и поискала лакированную шкатулку, которую хранила в бюро. Она ее открыла и увидела, что золотые монеты исчезли.

Она закрыла шкатулку и убрала ее, глядя в никуда.

Из коридора снаружи донеслись шаги. Она обернулась и увидела Эмили, свою камеристку, растерянную, бормочущую обрывки молитв.

— Мадам, — бормотала Эмили, — мадам, мы его не нашли, и кареты нет.

Августа опустила голову в осознании и отчаянии.

— Доктор все еще тут?