Компромат

— Какой тебе ужин в четыре часа? Спи.

Дверь захлопнулась так же внезапно, как и отворилась.

Лена растерянно глядела перед собой. Четыре часа — ночи или дня? Какой сегодня день? Что это все означает, в конце-то концов?

Она не раз читала в приключенческих книжках, как узники подземелий теряют счет времени и медленно сходят с ума, но никак не могла подумать, что окажется на их месте.

Теперь она представила совсем другую картину — ее, дряхлую, иссохшую, со спутанными волосами и безумным взглядом, выводят на солнечный свет, — точь-в-точь, как персонажа из книжки про остров погибших кораблей. Вокруг собирается толпа. Женщины плачут от жалости. Мама падает в обморок…

Картина выглядела столь живо, что у Лены навернулись на глаза слезы.

Она вообразила белую больничную палату, родственников и знакомых, окруживших смертное ложе, и себя, возлежащую на высоких подушках и слабой рукой благословляющую всех.

«Доченька, — рыдает Федор Иванович, — не казни, что не разрешил маме купить тебе в прошлом году платье с воланами и открытой спиной».

«Леночка, — заходится в слезах Клавдия, — прости за то, что послушалась папу и не купила это платье, а еще прости, что ругала за двойки и за то, что куришь. Кури на здоровье. Максим, дай ей сигаретку».

Брат трясущейся рукой протягивает умирающей пачку «Мальборо» и щелкает зажигалкой.

«Дежкина, — говорит Крыса, пряча красные глаза и дрожащие губы, — я ставлю тебе пятерку по всем предметам сразу. Посмертно».

«Ленка, — плачет Шевелева, — ты была права… ты самая красивая девчонка в классе!»

«Что мы будем без тебя делать?» — хором вопрошают мальчишки-одноклассники.

«Я так мечтал прокатить тебя на собственном «мерседесе», — восклицает Вовка Пучков, роняя скупую мужскую слезу.

«Больше никогда не буду подглядывать и доносить, — кается бабулька с балкона второго этажа, — вот те крест!»

На бледных губах умирающей возникает слабая улыбка. В последний раз затянувшись «Мальборо», она обводит собравшихся туманным взором и говорит…

— Жри!

Лена вздрогнула, возвращенная окриком из своих видений.

В приотворившуюся дверь чья-то рука втолкнула алюминиевую глубокую миску, и дверь вновь захлопнулась.

На ощупь девочка отыскала миску и нашла в ней ложку.

Каша была преотвратной на вкус, но это все-таки была каша, настоящая еда.

Торопливо, будто боясь, что кто-то отберет скудное кушанье, Лена принялась ее есть.

Через несколько минут она почувствовала, что ноющая боль в животе тает.

Голод прошел.

Лена хотела было снова прилечь на топчан и от нечего делать вздремнуть, как из-за двери донеслись гулкие шаги и грохот засовов.

— Выходи! — приказал знакомый уже голос.

Лена робко переступила порог темницы.

Перед ней стоял рослый мужчина с абсолютно голым черепом, похожий на птицу гриф. Его маленькие глазки, расположенные впритык к огромному, крутому носу, смотрели пристально и зло.

— Здрасьте, — сказала Лена.

Не ответив, гриф сделал ей знак: иди вперед.

Девочка повиновалась.

Она шла и слышала за собой тяжелое, простуженное дыхание своего конвоира.

Вновь, как и прошлый раз, они продвигались по запутанному лабиринту коридоров, поднимались-спускались по железным грохочущим лестницам, сворачивали в темные закоулки, минуя наглухо закрытые, оббитые металлом двери.

Наконец утомительное путешествие закончилось.

Лена оказалась в просторном помещении, абсолютно пустом, если не считать стоящих посередине табурета и стола. На столе ярким светом горела направленная на дверь лампа.

Конвоир втолкнул ее и захлопнул за спиной дверь.

На какое-то мгновение Лене показалось, что она здесь совершенно одна, как вдруг из глубины комнаты раздался тихий, вкрадчивый голос:

— Пройди вперед и сядь.

Лена попыталась прикрыть глаза от света ладонью, чтобы разглядеть говорящего, но этот маневр не дал результатов: за время, проведенное в кромешной темноте, зрачки успели отвыкнуть от яркого света и теперь реагировали только на него.

— Садись, я сказал, — настойчиво повторил голос.

Лена опустилась на стул.

— Здравствуй, — сказал голос.

— Здрасьте.

— Ты, наверное, удивляешься, что оказалась здесь, и думаешь, зачем, почему?

— Очень надо, — пожала плечами Лена.

— Значит, тебе все равно?

— Ага.

Для начала, решила Лена, надо прикинуться дурочкой. Пусть поговорит, авось сам себя и выдаст.

Взрослые — они глупые, потому что думают, что с детьми надо сюсюкать, иначе они ничего не поймут.

— В таком случае, давай знакомиться, — предложил голос.

— Давайте.

— Тебя как зовут?

— А вас?

— Виталий Витальевич, — после небольшой паузы произнес невидимый собеседник.

— А сколько вам лет?

— Много, к сожалению. Честно сказать, я хотел бы быть, как ты, — молодым и беззаботным.

— Да, — со вздохом кивнула Лена, припомнив папину фирменную поговорку, — старость — не радость.

— Что? — удивился голос.

— Это я просто так, к слову, — сказала Лена.

— Теперь расскажи о себе, твоя очередь, — напомнил Виталий Витальевич.

— Мне шестнадцать лет, — с удовольствием начала врать Лена. — Зовут меня Мишель… Странное имя, да? Но зато красивое.

— Очень хорошо, — похвалил голос. — А сейчас — то же самое, только по-честному.