Кому нужна ревизия истории?

Рассматривая этот ключевой сюжет «сербской темы», канадско-британская исследовательница Маргарет Макмиллан (Margaret MacMillan) склоняется к той версии, что «сербское правительство, вероятно, знало о планировавшемся покушении», а во время Июльского кризиса воспротивилось воле Австрии, «потому что заручилось поддержкой России»

[488]. Как нам уже известно, эти обещания, особенно касавшиеся военной помощи, нельзя назвать определенными. Автор пишет, что покушение, приблизившее Европу к войне, было делом рук фанатичных славянских националистов (Slav nationalists) – младобоснийцев, – а также их закулисных патронов, находившихся в Сербии. «Непросто избежать сравнения их с действующими сто лет спустя экстремистскими группами исламских фундаменталистов, например, с Аль-Каидой. Как и эти фанатики наших дней, младобоснийцы – убежденные пуритане, осуждающие употребление алкоголя и сексуальные отношения». Макмиллан все-таки называет их идеалистами, страстно жаждущими освобождения Боснии от иностранного владычества. Находясь под влиянием великих русских революционеров и анархистов, они верили, что стоявшую перед ними цель можно достигнуть насильственным путем, а если потребуется, и ценой собственной жизни

[489].

Автор упрощает картину прошлого, отождествляя деятельность некоторых организаций на территории Македонии с тем, что позднее происходило в Австро-Венгрии. Поэтому, когда речь заходит о переправке оружия и денег, Босния у нее упоминается через запятую с Македонией. При этом Макмиллан «объясняет», что «сегодня точно так же Иран поддерживает в Ливане Хезболлу»[490]

. Эта параллель лишена каких-либо исторических оснований. В Боснии не имелось организации схожего типа и столь массовой, как Хезболла. Следовательно, и количество переправляемого в Боснию оружия не идет ни в какое сравнение с иранским. Нам известно, что вооружались доверенные лица разведывательной службы, а что касается взрывчатки, можно предположить, что часть ее предназначалась для разрушения коммуникаций в случае нападения Австро-Венгрии на Сербию, которое представлялось весьма вероятным и до, и после Балканских войн. Европа о соответствующих угрозах узнавала если не напрямую от Вены, то опосредованно – из заявлений в парламенте итальянского премьера Джолитти.