Конан Дойл

Стивенсон в эссе поминается едва ли не на каждой странице. Доктор никогда и не думал скрывать, в ком видит свой идеал. Создатель Джекила и Хайда писал, что «.более всего служат к нашему просвещению те возвышенные романы и поэмы, что великодушно насыщают нашу мысль, знакомят нас с благородными и благочестивыми героями». Автор «Паразита» также считал, что все должны писать о великом, благородном, возвышенном и высоконравственном. Сравнивая трех «старых китов» английской классической литературы, Дойл отдал предпочтение Ричардсону лишь потому, что тот повествовал о возвышенном и нравственном. Он упрекнул Смоллетта за грубость и вульгарность; ценя талант Филдинга, он нашел его творчество ужасно безнравственным: «Каких его героев отличает хотя бы след безупречности, одухотворенности, благородства?» Критику в адрес Филдинга и других безнравственных писателей венчает трогательнейший вскрик: «Вы должны описывать мир таким, каков он есть, говорят нам. Но почему?!»

«Он (писатель. – М.

Ч.) должен показывать добрые, здоровые, красивые стороны жизни; он должен с беспощадной откровенностью показывать зло и скорбь нашего времени, дабы пробудить в нас сострадание; он должен показывать нам мудрых и хороших людей прошлого, дабы взволновать нас их примером; и говорить о них он должен трезво и правдиво, не приукрашивая их слабостей», – написал Стивенсон, кумир Дойла, в эссе «Нравственная сторона литературной профессии». Вроде бы всё то же, да не то же. Дойл добросовестно старался исполнять эту обязанность – писать обо всем «трезво и правдиво», – но она его угнетала. «В наших стойлах будет жевать золотой овес Гиппогриф, и Синяя птица будет летать у нас над головами и петь о прекрасном и невозможном, о том чудесном, чего не бывает, о том, чего нет и что должно быть. Но чтобы это случилось, мы должны возродить утраченное искусство Лжи». А это уже – Оскар Уайльд. Тут доктор Дойл согласился бы с ним, а не со Стивенсоном. (Чрезвычайно любопытно, что Уайльд, в своей работе «Упадок искусства лжи» раскритиковавший всех и вся, очень хвалил... роман Рида «Монастырь и очаг».) Недаром эссе доктора Дой-ла начинается предложением читателю войти в библиотеку – и «отринуть от себя все заботы внешнего мира, обратив свои взоры к умиротворяющему волшебству великих, ушедших от нас. И тогда, минуя волшебную дверь, вы окажетесь в сказочной стране, куда волнения и неприятности уже не могут последовать за вами».

Волшебное и сказочное, а не правдивое и даже не нравственное, – вот что было для него главным: «Ведь даже второсортный романтический вымысел и вызванные им банальные переживания, безусловно, лучше, чем скучная, убивающая монотонность, которыми жизнь оделяет большинство человечества». Кому-то, конечно, нужно писать правду, но не всякому. На жизнь такую, какова она есть, Артур Дойл достаточно насмотрелся в детстве; от правды жизни его воротило. Душа доктора жаждала сказки, волшебства, Гиппогрифа, а совесть бубнила: надо следовать фактам... рисовать всеобъемлющую картину эпохи... объяснить причины краха феодального строя и смены его более прогрессивной общественно-экономической формацией. Когда Дойл писал свои исторические романы, он пренебрег словами Уайльда. Но он в точности следовал им, когда сотворил бригадира Жерара. В этих рассказах совесть его молчала, а душа пела свободно; Гиппогриф с Синей птицей порезвились вволю. Самое легкомысленное, недостоверное и недобросовестное произведение доктора на историческую тему получилось самым совершенным, потому что в нем не было никаких всеобъемлющих картин эпохи и «жизни как она есть», а было – одно лишь чистое, абсолютное, не обезображенное фактами волшебство.

В 1905 году Ньюнес издал сборник «Возвращение Шерлока Холмса». В 1906-м в Лондоне была поставлена пьеса «Бригадир Жерар»; главную роль играл знаменитый актер Чарлз Уоллер. Пьеса не имела большого успеха: без прелестных монологов бригадира в ней терялось самое главное. В декабре того же года завершилась публикация «Сэра Найджела» в «Стрэнде», и тотчас же роман вышел у «Элдера и Смита» отдельной книгой. Она была главным бестселлером рождественского сезона; в Англии и США она имела еще больший успех, чем «Белый отряд». Американцы купили права за 25 тысяч долларов – громадная по тем временам сумма; по величине гонораров Дойл стал вторым – после Киплинга – писателем в мире. Киплинг, кстати, сказал, что читал «Сэра Найджела» запоем. Но доктор все равно остался недоволен. Рецензии на его труд были доброжелательные, даже хвалебные, но – совсем не такие, как нужно. Журнал «Букмен» (Bookman) писал: «"Сэр Найджел" – лучшая книга для мальчиков». Дойл писал ее не для мальчиков, во всяком случае, не только для них. Его работу опять восприняли как приключенческое чтение – а он хотел, чтобы его признали историком Средневековья... Больше он никогда не будет писать исторических романов. Вряд ли потому, что разочаровался; просто так сложится.