Конан Дойл

Дойл, который не считал, что потери англичан «не так ценны», не мог простодушно ликовать по поводу танковых успехов; в отчаянии он снова развернул в газетах кампанию за применение нательной брони – и снова безрезультатно. Среди раненых на Сомме был Кингсли. Он все-таки получил офицерское звание; к моменту своего ранения в июле он был уже в чине капитана. Его ранили двумя пулями в шею. Ранение казалось не особенно опасным. В конце лета после госпиталя его отправили домой на поправку; он говорил, что чувствует себя хорошо. Осенью его должны были снова направить на передовую. Его присутствие было очень важно для доктора Дойла, который был страшно подавлен ирландскими событиями и позорной казнью Кейзмента. Вокруг Кингсли сосредоточилась вся жизнь дома. Адриан и Деннис слушали его разинув рот, малышка Джин висла на нем, Джин-старшая ухаживала за пасынком очень ласково. Его бабушка решила наконец уехать из Йоркшира (каковы бы ни были ее отношения с Чарлзом Брайаном, они закончились: тот женился) и поселиться поближе к своим. В семье сына, правда, эта свободолюбивая женщина жить не захотела; для нее купили дом по соседству. Теперь почти все оставшиеся в живых члены семьи были вместе.

К концу года стратегическая инициатива перешла в руки Антанты, Германия была вынуждена обороняться на всех фронтах. А в Англии сменилось правительство: 5 декабря Асквит ушел в отставку. Его место занял Ллойд Джордж, старый идейный противник Дойла, бывший с мая 1915-го главой вновь созданного министерства вооружений; в 1916-м он провел закон о всеобщей воинской повинности, а в июне, после гибели Китченера, был назначен военным министром. После отставки Асквита он стал премьер-министром коалиционного правительства (хотя многие либералы отказались поддержать кабинет и подали в отставку вместе с бывшим премьером). Обескровленные немцы к тому времени уже отошли на линию Гинденбурга; они отказались от наступательных действий на суше и вторично объявили Великобритании «неограниченную подводную войну»; в течение февраля – апреля германские субмарины уничтожили свыше тысячи торговых судов союзных и нейтральных стран.

Уже погиб сын Редьярда Киплинга. Погиб Реймонд, сын Оливера Лоджа – того самого ученого, с которым Дойл вместе «сидел в клетке», ожидая представления к рыцарству. В семье Дойлов новых потерь пока что не было – последняя передышка. Кингсли Дойл на фронт не вернулся: комиссия обнаружила, что его состояние не улучшается. Был ли доктор втайне рад этому – неизвестно. А у нас между тем произошла революция.

«– Скоро подует восточный ветер, Уотсон.

– Не думаю, Холмс. Очень тепло.

– Эх, старина Уотсон! В этом переменчивом мире вы один не меняетесь. Да, скоро поднимется такой восточный ветер, какой никогда еще не дул на Англию. Холодный, колючий ветер, Уотсон, и, может, многие из нас погибнут от его ледяного дыхания».

До чего же соблазнительно отыскать в текстах писателя какой-нибудь смысл, которого он не вкладывал! Призрак коммунизма прилетел, сопровождаемый ледяным дуновением, как подобает призраку, – и доктор Дойл тотчас уловил его присутствие. Уж он-то знал о призраках всё. Увы, когда Дойл писал свой знаменитый рассказ, он имел в виду совсем другой восток – для него вся Европа была востоком. И тем не менее о русской революции он думал и высказывался.

Конан Дойл и Ллойд Джордж были знакомы лично уже много лет; в апреле 1917-го новоиспеченный премьер пригласил доктора на завтрак к себе на Даунинг-стрит. Больше никого не было. Дойл опять говорил о защите судов от торпед и о броне для солдат. Он очень волновался. Его собеседник уже видел, что война кончается; выживут ли несколько десятков тысяч солдат – теперь не так важно. Премьера больше интересовало мнение Дойла о русских событиях. Оба собеседника сошлись на том, что все произошедшее весьма напоминает им революцию во Франции. Ллойд Джордж сказал, что в таком случае следует ждать казни монарха. Дойл ответил, что за всякой революцией приходит свой Наполеон. Будут и Девятое термидора, и Восемнадцатое брюмера. Все будет как от веку заведено.

В марте германское командование, узнав о готовящемся наступлении на реке Эна, отвело свои войска на так называемую линию Зигфрида, и в апреле союзники попытались прорвать фронт, наступая в районе Арраса и Реймса. Но успеха не случилось: с «нашей» стороны было уничтожено около 200 тысяч человек, со стороны немцев – 280 тысяч. Потом был еще ряд локальных наступлений, которые к значительному успеху тоже не привели. Зато 6 апреля США наконец-то объявили Германии войну: доктор Дойл, с самого начала обеспокоенный и огорченный поведением своих любимых американцев, был отчасти утешен. Но в Европе, казалось, войне не будет конца: прав Уэллс, прав Блиох, а Конан Дойл – безнадежный оптимист.