Конан и потомок Пха

– Доброе утро, Улюкен! Ну что, поможешь мне прикончить последние сухари?

– С удовольствием!

Завтрак прошёл в молчании. Конан, если честно, не знал даже, о чём ещё говорить, и испытывал определённую неловкость – вот сейчас он уйдёт, предоставив фактически малыша его Судьбе. А та может оказаться очень даже короткой! И немилостивой.

Нет, так дело не пойдёт. Он для себя решил.

Пока варвар собирал и перекладывал вещи из плаща обратно в суму, малыш молчал. Однако когда дело дошло до одеяла, сказал:

– Думаю, оно ещё не высохло. Нужно было развесить его возле костра, а не на кусте шиповника.

– Вот уж нет. – Конан покачал головой, – Одно одеяло я так уже спалил. Никаких искр и открытого огня возле шерсти!

– А-а, понятно. Но всё равно – чтоб не испортить всё остальное, придётся нести отдельно, в руке.

– Да ничего страшного. Думаю, к вечеру так и так высохнет. – Конан осознавал, что они с малышом говорят о незначительной и неважной ерунде. Похоже, черепашонок тоже испытывает неловкость и неудобство от предстоящего расставания, и не хочет этого проявлять. Поэтому Конан сам подошёл к воде.

Встал на колени, взялся за передние ласты. Глянул в глаза. Сказал:

– Ты уж прости, что не могу предоставить тебе более надёжного укрытия. Сам понимаешь: даже если бы я тебя отнёс к какому-нибудь местному эмиру или падишаху, это не гарантирует того, что когда ему надоест говорящая игрушка в его садовом бассейне, или фонтане, он тебя просто не выгонит, или не выпустит в какую-нибудь реку.

– Ну что ты, Конан! Ты и так сделал больше, чем когда-нибудь делал любой другой человек для представителя нашего племени! Так что не печалься, и не волнуйся: я здесь прекрасно обоснуюсь. Лет этак на пятьсот!

– Ну, храни тебя Митра Пресветлый!

– Спасибо, Конан! И тебя пусть он хранит! – черепашонок кивнул. Добавил, – Хотя я больше надеюсь на твои могучие мускулы и трезвую голову!

– Спасибо! – Конан покачал этой самой лохматой головой, – Я буду держать глаза открытыми, а мускулы – наготове. Для себя же, любимого, буду стараться! Ну, прощай!

– Прощай, Конан-киммериец! Удачи тебе в том, что задумал!

– Спасибо и за это пожелание. И тебе – долгих и спокойных лет!

К берегу океана Конан выбрался к исходу третьего дня.

Мясо газели к этому времени закончилось, и он на ходу умудрялся дополнять оставшиеся ломтики вяленного мяса свежими ягодами, которые рвал прямо с кустов на ходу. Хоть не слишком питательно, зато – какая-никакая, а свежая пища!

Недолго думая, он бросил в прибрежные волны одеяло, которое как раз подсохло к этому дню, да и сам с удовольствием там вымылся.

Мысль оказалась правильной: не прошло и часа, как на поверхности забурлили струи воды, и пятнадцать отвратительно выглядевших крабов-стражей выплыло к тому месту, где киммериец стоял. Конан громко и разборчиво сказал:

– Кто у вас главный? Кто может вести переговоры?

Как ни странно, вперёд действительно выдвинулся явно старый и матёрый крабище – его панцирь в диаметре чуть не на фут превосходил размером панцири остальных воинов. Голос членистоногого мало чем отличался от голоса его предыдущих собратьев:

– Какие переговоры, человек? Где сын отступницы? Зачем ты пришёл?

– Пришёл я потому, что хочу выторговать жизнь этого самого сына у вашего Наместника. Правителя Ксулибии. Но для этого он нужен мне сам. Лично.

– А если б мы, скажем, отказались позвать его?

– Тем хуже для вас. И для него. Потому что тогда он не получит того, что я мог бы ему дать. Ну, и ещё на пятнадцать слуг-Стражей у него станет меньше! – Конан для придания солидности своим словам погладил рукоять меча.

Краб некоторое время молчал, словно обдумывая посул. И угрозу. Или он её действительно обдумывал – потому что сказал:

– Я оценил твоё предложение, и твою угрозу, человек. Я… Пошлю воинов, передать твою просьбу Наместнику.

– Хорошо. Я подожду. – Конан, показывая, что его не пугает всё выстроившееся перед ним в десятке шагов воинство, спокойно сел на песок пляжа, даже скрестив ноги. Краб, очевидно, дал приказ своим подчинённым, поскольку пятеро самых небольших, очевидно, молодых, и поэтому шустрых, крабов резво исчезли в пучинах.

Главарь, впрочем, ни о чём Конана расспрашивать не стал, вместо этого тоже плюхнувшись на брюхо возле того места, откуда вылез, и явно приказал сделать то же самое оставшимся подчинённым – они все, как один, опустились вниз, так, чтоб набегающие волны омывали панцири и опущенные клешни. Конан, впрочем, не обольщался, и внимательно слушал, и смотрел по сторонам. Но никто его коварно обойти с тыла не пробовал – возможно, приказ и об этом краб отдать не забыл!

Ещё через час, когда уже заходящее солнце снова било почти Конану в глаза, вода забурлила снова – совсем как в прошлый раз. Торжественная церемония «выноса» повторилась. Раковина Наместника вблизи производила куда более солидное впечатление: прямо – настоящая королевская карета!