Читаем Конармия полностью

— Друзья, поздравляю вас с победой! Наша пехота преодолела последнюю линию укреплений и ворвалась в Крым. Противник бежит. Завтра выступаем на Севастополь… Ну, кто хочет послушать приказ? — спросил он, помолчав.

— Все послушаем, командир, — сказал Ильвачев. — Добре. Пошли в хату.

Зайдя в горницу, Иван Ильич зажег свечу и, вынув из полевой сумки приказ, прочел его вслух:


— «Приказ Революционного Военного Совета 1-й Конной армии № 95

12 ноября 1920 г. с. Громовка.

Красные орлы!

Войска барона Врангеля, не добитые нами в боях на левом берегу Днепра, укрылись на Крымском полуострове в полной уверенности, что им удастся отсидеться за естественными и искусственными укреплениями.

Царскому барону казалось, что скоро он снова возобновит свои разбойничьи набеги на Советскую республику, что его неудачи временного характера, а расстройство его армии и потери быстро ликвидируются с помощью мировой буржуазии.

Так мечтал кровавый генералитет, сидя за неприступными позициями Сиваша и искусственными сильнейшими укреплениями.

Генералы и вручившая себя их попечению буржуазия просчитались. То, что невозможно для обманутых солдат барона, стало доступно беззаветной храбрости красных воинов.

Доблестные геройские полки 51-й стрелковой дивизии при содействии стрелковой латышской дивизии, под ураганным огнем противника с моря и суши, голодные и усталые, беспрерывными штурмами овладели этой крепостью. Во время боев с 3 ноября они, прорезывая несколько линий проволочных заграждений, устилая телами своих лучших бойцов путь к победе, многочисленными атаками нанесли колоссальные потери противнику.

Сбитый пехотой, разложенный паникой, потерявший с падением этой единственно укрепленной полосы Крыма надежду на дальнейший успех своего черного дела, противник откатывается в глубь Крыма.

Среди кадрового и молодого офицерства идут раздоры и ссоры. Дисциплина и подчиненность отсутствуют.

Впереди у них гибель от нашей меткой пули и сабли, позади волны бездонного Черного моря, преграждающего путь к спасению.

Пехота блестяще выполнила возложенную на нее задачу.

Теперь дело за вами!

И вы так же славно и блестяще выполните его, как выполняли свои задачи на Дону, Кубани, в Галиции и Польше.

Республика ждет от вас уничтожения Врангеля и его банд.

Реввоенсовет: Ворошилов, Буденный».


Конная армия стремительно шла по Крыму. Неприятель, не оказывая сопротивления, повсеместно сдавался. По сторонам дороги стояли покинутые пушки, зарядные ящики с перерубленными постромками (ездовые уходили на лошадях), валялись разбитые артиллерией бронемашины, снаряды, патронные ящики. Тут и там гнали пленных…

В два перехода дойдя до Симферополя и переночевав в нем, 61-й полк в составе дивизии быстрым маршем двигался на Севастополь.

Хмурое с утра небо к полудню прояснилось. Яркое и еще горячее солнце заливало окрестности — долины, горы, зеленые рощи островерхих тополей.

— Ну и погода хороша! — сказал трубач Климов, потягиваясь.

— Факт, — согласился Кузьмич, — погода — лучше не надо… Я все же не пойму, как это Семен Михайлович было к зеленым попал? — спросил он, оглядываясь на приятеля.

— Чего же тут не понять? — возразил Климов. — Ведь мы же его выручали.

— Это-то известно. А вот как он к ним попал?

— Я знаю, — сказал Харламов, ехавший позади них. — Мне говорил Федя, ординарец Семена Михайловича. Мы с ним дружки.

— А ну, расскажи, Степан Петрович, — попросил Кузьмич.

— Так вот, — начал Харламов, выезжая из ряда и пристраиваясь к Кузьмичу. — Они с Климентом Ефремовичем, стало быть, нас обогнали на автомашине и первые заехали в Симферополь. С ними охранение — два броневика. Заходят на квартиру. Товарищ Ворошилов как прилег на кровать, так и заснул. Ведь трое суток не спали. А Семен Михайлович глянул в окно — какие-то конные ездят. Думал, наш полк. Мы первые шли. Выходит во двор, а там броневики, моторы, что ли, прочищали, шум страшный! Оказалось — зеленые. Банда капитана Орлова. Попереди сам Орлов. На носу эти… как их?..

— Пенсне? — предположил Кузьмич.

— Вет, вот! Пензе. А сам поперед себя держит вот этакий «Смит и Вессон».

Харламов бросил повод и широко, развел руки, показывая размер револьвера.

— Это что — «Смит и Вессон»? — спросил Кузьмич.

— Револьвер такой. Старинный. Американский… Да.

Только Семен Михайлович спросил: «Какой части?» — а они его окружили и повели. Он хотел крикнуть на помощь, да за броневиками голоса не слыхать. Вот он идет и думает: «Есть в стволе патрон или нет?» У него в кармане маузер лежал. Думал, думал, вспомнил — есть патрон!.. Только выходят к переулку — навстречу конные. Один посмотрел и говорит: «Это Буденный. Я его знаю. Рубите его!» А другой: «Пусть покажет документы». Семен Михайлович что-то им подает. Они смотрят — золотые часы! И давай драться. Каждый хочет себе.

— Ишь как ловко сообразил! — заметил Кузьмич.

— Да. Начали они драку и на Семена Михайловича не смотрят. А он рванулся, отбежал в сторону, выхватил маузер — и «бац! бац!» по ним. Они в панику, а тут мы и подоспели.

— Ну а часы?

— Часы? Часы нашли и вернули Семену Михайловичу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза