Читаем Конармия полностью

Это был Громославский полк, выдвинутый из резерва Ворошиловым. Вчера вечером громославцы дружной атакой сбили белых с юго-западной окраины Сарепты и прогнали их за широкую балку. Теперь они заканчивали отрывку окопов. Их и решил атаковать Попов в первую очередь.

Конные батареи, быстро изготовясь к бою и нащупав цель, открыли беглый огонь. Воздух наполнился грохотом. По линии окопов задымились черные вихри разрывов. Они взлетали словно из-под земли и перебегали вдоль рубежа обороны, обгоняя друг друга.

Ворошилов все эти дни не покидал наблюдательного пункта. Он хорошо видел подход к месту сражения крупной колонны белых и, не надеясь на Громославский полк, понесший большие потери во вчерашнем бою, решил лично повести в контратаку свой последний резерв. С этой мыслью Ворошилов приказал подать свою лошадь. Но тут в степи, несколько левее места, где он находился; показались крупные массы конницы, Ворошилов припал к биноклю. Конница шла колоннами. Впереди трепетал по ветру красный значок. Было хорошо видно, как ехавшие впереди несколько всадников поскакали галопом. Оставляя за собой длинный хвост высоко вьющейся пыли, к Царицыну на рысях подходила конная бригада Буденного.

Окинув взглядом поле боя, Буденный сразу же понял, что вышел в тыл артиллерийским позициям белых. Это была удача, и ее нужно было молниеносно использовать. Полки двинулись галопом. От них на бешеном карьере веером выдвинулись эскадроны, назначенные для атаки батареей.

Худощавый штабс-капитан, командир артиллерийского дивизиона, был занят стрельбой и не сразу увидел буден-новцев. Услышав быстрый конский топот, офицер оглянулся и побледнел. Размахивая шашками, к нему стремительно приближались какие-то пестро одетые всадники. Штабс-капитан рванул револьвер из кобуры и выстрелил себе в рот.

— Смирно! — крикнул Дундич, сдерживая лошадь, присевшую на задние ноги. — Кому дорога жизнь — сдавайся!

Бледные, с поднятыми руками артиллеристы посматривали на страшных всадников.

— Где командир? — спросил Дундич. Придерживая у фуражки дрожащую руку, к нему подошел старший фейерверкер.

— Так что разрешите доложить, командир застрелился, — сказал он, показывая глазами на труп штабс-капитана.

— Хорошо, я сам буду командовать. Номера, по местам!

Артиллеристы замялись. Кто нерешительно направился к орудиям, кто, опустив голову, остался на месте.

— Ну?! — Дундич взвел маузер. — Кто не выполнит приказа, будет расстрелян. К пушкам! Бегом!

Номера побежали к орудиям, встали смирно, как на ученье, и по команде Дундича дали три пристрелочных выстрела.

— Хорошо!.. По врагам революции!.. Шрапнель!.. Трубка… Беглый огонь! — откинувшись в седле, скомандовал Дундич.

Тем временем громославцы отчаянно отбивали атаки донской конной дивизии. От Царицына ударили по белым пушки подоспевшего бронепоезда. Но казаки, наскакивая лава за лавой, все же захватили окопы. В плен не брали. Теперь Попову оставалось пересечь широкую балку и ворваться в Царицын. Он поспешил рассредоточить полки и под артиллерийским обстрелом повел их рысью к Царицыну. Но тут позади него покатился в небо грохот. Генерал оглянулся. Над его полками сплошь нависли белые клубки рвущейся шрапнели. Казаки шарахнулись вправо по балке, к огородам села Ивановки.

— Что такое? В чем дело? — Попов с искаженным лицом повернулся к начальнику штаба. — Опять артиллеристы перепутали!.. Евгений Петрович, скачите к ним. Распорядитесь… О черт!

Мимо них со свистом пронесся шрапнельный стакан. Попов рывком поправил фуражку, задев рукой по лицу. Пенсне, блеснув, упало в траву. Все вокруг, генерала стало как в густом влажном тумане, и он тщетно старался разглядеть, что происходит. Лихорадочно ища по карманам запасное пенсне, он не сразу понял, что остался один. Ординарец лежал в нескольких шагах с разбитой головой. Пронеслось еще два-три батарейных залпа, и обстрел прекратился. Теперь стало слышно, как по земле, все приближаясь, катился конский топот.

Попов схватил бинокль, висевший на ремешке через шею, и посмотрел в него. К нему скакало несколько конных. Впереди всех мчался всадник в красном гусарском доломане. Он стоял на стременах и устрашающе вертел над головой блестящим клинком.

Генерал повернул лошадь и, пригнувшись в седле, пустил ее в полный мах к Дону…

— Дерпа, стой! Не гони! Все одно не догонишь! — закричал позади него боец в полушубке. — Ну и рванул генерал, — продолжал он, пристраиваясь к Дерпе и вкладывая клинок в ножны. — Так рванул, что, видно, и команды не подал, все бросил!

— Свинье не до поросят, когда ее палят, — отвечал Дерпа, нахмурившись. Он посмотрел в глубину балки, откуда слышался шум. Там рубились какие-то всадники. Оттуда группами и поодиночке вырывались бородатые казаки и скакали в степь, ища спасения в бегстве-.

— Ребята, гляди, поп с крестом! — крикнул боец в полушубке.

— Где? — Дерпа оглянулся.

— Да вон-вон, гляди, как нажимает! — показывал боец.

Вдоль балки скакал отец Терентий.

— Руби его! — крикнул, подъезжая к ним, пожилой казак с алым бантом на груди.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза