Конармия

Спустя некоторое время они гурьбой вышли из хаты. Дождь перестал. Тучи рассеялись, и в чистом небе светило осеннее, но еще яркое солнце. Быстро подсыхала дорога. На окраине хутора штаб-трубач играл сбор. Звуки сигнальной трубы все настойчивее неслись над станицей. Оказалось, что в конный корпус примчались два разведчика из 56-й стрелковой дивизии, подвергшейся внезапному нападению со стороны крупной группы войск генерала Савельева. Дивизия, потерявшая раненными командира и комиссара, оставила город Калач, что под Бутурлиновкой, и с боем отходит на север.

Прикинув на карте, Буденный увидел, что дальнейшее продвижение белых поставит под угрозу правый фланг 9-й красной армии. Поэтому он решил временно сойти со своего направления и спешно двинуться па помощь отходившей пехоте.

Покормив лошадей, конный корпус направился к Калачу. Впереди двигалась 4-я дивизия.

Солнце начинало садиться. Нанося горьковатый запах полыни с юга поддувал теплый ветер. По обе стороны раскинулась почерневшая степь с холмами и балками. В них, издали и не заметишь, можно было упрятать дивизию.

Дундич ехал рядом со своим помощником Северьяновым, только что прибывшим с командных курсов молодым рослым командиром, и рассказывал ему о том, как весной этого года Буденный, командуя тогда еще дивизией, разбил в одном бою крупную конную группу противника в составе семнадцати полков. Это произошло в первых числах мая, когда Буденный, отходя из-под Батайска, переправился через Маныч и остановился на ночлег в хуторе Веселом. Едва успели расположиться, как поступило сообщение, что со стороны хутора Хомутовского, что на Маныче, движутся большие массы белой конницы.

— Тогда Семен Михайлович собрал нас, командиров, — рассказывал Дундич, — и говорит: «Если они, то есть белые, не дураки, то будут наступать на нас в лоб с одновременным обходом нашего левого фланга. Ждать их мы не будем, а выйдем навстречу и разобьем по частям. В колонне не курить и не разговаривать».

По рассказу Дундича, все произошло так, как и предполагал Буденный. Вскоре мимо укрывшейся в балке 4-й дивизии резво пронеслась разведка белых, потом солидно прошел авангард, и, наконец, показались главные силы. Это были части генерала Улагая, обходившие хутор. Всадники ехали, как сонные куры, и, опустив головы, спали в седлах. Тогда и последовала та стремительная атака, после которой белые вынуждены были отказаться от обхода тыла 10-й красной армии. Буденновцы гнали их и рубили почти до самого Маныча. В это время сперва послышалась сильная артиллерийская канонада. Это генерал Шатилло, наступавший в лоб на хутор Веселый, открыл беглый огонь по уже пустому месту. Буденный повернул полки левым плечом и обрушил их с тыла на генерала Шатилло. У белых произошла невероятная паника. Они шарахнулись в степь и в рассветных сумерках наскочили на части 30-й стрелковой дивизии красных, встретившей их пулеметным огнем. Получился полный разгром.

— А почему Шатилло не оказал вам противодействия? — спросил Северьянов, все время внимательно слушавший Дундича.

Дундич быстро взглянул на него, а сам подумал: «Молодой. Зелен еще».

— Пройдет несколько дней, и вы не зададите мне такого вопроса, — сказал он с улыбкой. — Вы еще не знаете, что такое внезапная кавалерийская атака. Это смерч, ураган, сметающий все на пути… Конечно, если атаковать изготовившуюся к бою стойкую пехоту с пулеметами, то от этого смерча, пожалуй, ничего не останется. Но вряд ли найдется сумасброд, способный на это…

Некоторое время они ехали молча. Дундич хмурил лоб, вспоминая погибших товарищей.

Словно читая его мысли, Северьянов спросил:

— Товарищ командир, скажите, пожалуйста, много ли у вас осталось старых бойцов?

— Кого вы имеете в виду? — спросил Дундич, несколько пораженный вопросом.

— Тех, которых, говорят, вы привели из Одессы.

— Четырнадцать человек.

— А сколько их было?

— Сто пятьдесят.

На круглом лице Северьянова появилось удивленное выражение.

— Неужели такие потери? — спросил он, словно не веря.

— А что вы хотите? Второй год мы находимся в почти беспрерывных боях. Кто убит, кто ранен, — сказал Дундич, оглядываясь на Хабзу, громко спорившего о чем-то с Харламовым.

Издали донесся колеблющий воздух басистый грохот. Колонна тронулась рысью. Послышались чавкающие звуки месивших грязь конских копыт. Ехавший стороной курносый парнишка, недавно поступивший учеником в трубачи, неумело заболтался, запрыгал в седле.

— Эй, пацан, спину коню набьешь! — крикнул Харламов. — Сидишь, как кот на заборе!

Трубачонок, видимо не понимая, что ему говорили, повернулся к рядам.

— Што твоя сидим на забора?! — закричал Хабза. — Спина мало-мало ломал!

Впереди послышались частые звуки пушечных выстрелов, и Дундич увидел, как голова колонны, свертывая с дороги, скрывалась в балке. Он успел также заметить, что ехавший впереди Буденный поднялся на пригорок и стал смотреть в бинокль.