Я стояла в зрительном зале на рок-концерте и наблюдала за тем, как я же, увешанная цепями и стиснутая кожаным корсетом, скачу по сцене и ору в микрофон голосом, которым обычно одержимые бесами сектанты вызывают сатану. Рядом с явно нетрезвой мной дико плющило то ли Орка, то ли Мрака и Андрюшеньку, наряженных в костюмы госпожи. Я не утверждаю, конечно, что прям госпожи, в конце концов Бэтмен тоже затягивался в кожу (латекс, резину, – не суть важна, важен внешний вид) и, как знать наверняка, не носил ли он под штанишками чулки в сетку. Так же и я не могла с уверенностью сказать, что же там, под олдскульными прикидами этих странных рокеров.
Кожа на коже, много пота, опрелостей и потницы на прыщавых щеках, огонь голода в горящих, но красных от недосыпа глазах, щедро обведенных черным карандашом.
Интересно, в какой момент идея порыться в женской косметичке перестает быть позорной для мужика? В какой момент мозг, до сего времени с яростью бойцового петуха отрицавший все, что связано со словосочетаниями «мужская гигиеничка» и иже с ними, вдруг подал сигнал мощной волосатой лапище поднести к щетинистому лицу спонж из пудренницы? Это явно какой-то сбой в системе.
Дергаясь в предвкушении экзорцизма, выступающие завертели головами, снабжая соленой влагой сальных волос и лбов всех, аналогично бракающихся у сцены зрителей. Я-в -корсете заунывно взвыла. Я-в-зрительном-зале закосила под гиену и бухнулась в кресло, задыхаясь от хохота, который все равно поглотил гром «музыки».
Рядом со мной таращило костлявого патлатого парня с выбритыми висками. Прихлебывая из бутылки, он что-то вопил, еле стоя на ногах и вонял тухлятиной. Заметив меня, он, томно приспустив веки, сел рядом и что-то залопотал (то есть, подобно рыбке, пооткрывал рот, наполненный кошмаром стоматолога, но речь его утонула в дьявольском грохоте).
– Чего тебе надо, придурок? – лучезарно улыбнувшись, спросила я, зная, что он все равно ничего не услышит.
Он что-то прокричал в ответ.
– Что? Засунуть мой левый ботинок тебе в глотку? Ты такой романтик! – фыркнула я.
И на моих последних словах резко заглохла музыка.
Я взглянула на сцену. Гитарист прыгнул в толпу, которая (как жаль!) не расступилась. Барабанщик швырнул палочки в зал и, судя по сочному «Ай!», попал кому-то в яблочко.
В наступившей тишине я услышала залихватское «а ты ничё бабенка», адресованное мне моим неприятным собеседником.
Я встала и пнула его в коленку.
И проснулась.
В своей квартире. В комнате с простыми белыми стенами, на обычном мягком розовом пледе. А рядом не было Снежка, мягко массировавшего мне голову.
Мне даже стало немного одиноко без него.
ГЛАВА 3
Человек в неоновых ботинках.
В окно бил яркий солнечный свет. Я выглянула наружу: никакого огромного тополя у стены моего дома не было, улица поблескивала от утреннего инея, кутающиеся в пуховики прохожие ясно давали понять, что до теплого мая, как до Пекина на скейте, а моя комната сияла абсолютной нормальностью. Как же я по ней соскучилась!
Я схватила телефон и открыла список контактов. Все на месте: мама, Витя и куча фамилий, помещенных мною сюда по долгу службы. Добро пожаловать в реальную жизнь!
– Алло, мам! Привет! Как дела? – затарахтела я в трубку, едва заслышав мамино ленивое «привет».
– Пока не родила…а, нет, родила. Вот же растяжки. И пузо обвисшее. И мне не двадцать, – изрекла мама и зевнула.
– Я так рада тебя слышать! – из моей глотки вырвался, возможно, излишний восторг.
– Алис, сегодня, конечно, выходной, но к завтраку принято готовить кофе, а не мартини, – философским тоном заметила мама, и, судя по довольному причмокиванию, сама пригубила оный.
– А ты сама-то прям кофе пьешь?
– Маме все можно. Мама выжила в 90-е.
Мамина любимая фраза.
– Так что не учи мать завтракать, – доброжелательно продолжила она и набулькала себе еще зелья.
Моя мама знает толк во времяпрепровождении. Окончательно развязал ей руки выход на пенсию. Под папиным спонсорством она кутила по полной, разумеется, дома и исключительно на правах благочестивой супруги и многодетной матери.
Подъем у нее планировался в 10. Завтрак до 11. Потом фитнес под старые видеозаписи аэробики. Далее – готовка обеда для папы. Провожание папы с обеденного перерыва. Ииииии…время шальной императрицы до 18.00 – до встречи папы с работы.
Ей-богу, я не знаю откуда в ней столько энергии. Видимо, остался запас с неотгуленной и заполненной детьми молодости. Ну, а что? Наши матери ухитрились выжить в лихие 90-е и пережить нулевые, вырастив нас и не умерев от голода. Так что сегодня им по праву можно все и даже бить людей.
Периодически мама рассказывает об ужасах тех времен, безработице и голодающих семьях с несколькими детьми. А я никак не могу взять в толк, каким образом после всего этого у них сохранился такого размера оптимизм. Если судить по моей матери, она его не только сохранила, но преумножила, напичкала стероидами, надула до размеров тиранозавра и научила танцевать джигу.
– Мне приснился такой непонятный сон, как будто я играю в рок-группе, у меня есть черный кот и жертвенник.