― Все концы я держал в руках, следователя и судью на коротком поводке контролировал по возможности. Хотя и без меня, у тебя, Вадимыч, недругов неравно объявилось в достатке. О них, надеюсь, от твоего несостоятельного должника Птушкина М. О. ты тоже получишь в некое время следственную информацию к размышлению о спецслужбах оного президентского правопорядка.
На свободу, Вадимыч, я думал ты выйдешь прямо из СИЗО КГБ. Засим, благорассудительно покинешь РБ во время оно, вовремя уедешь подальше от Американки к твоему батюшке в Америку, ― не смог-таки не скаламбурить Птушкин.
Упорное угрожающее молчание визави Печанского, его, пожалуй, не обескуражило. Очевидно, имеют место быть дополнительные козыри и веские аргументы у него на руках.
«Милости просим, высказывайся чистосердечно, должничок мой, Марьян Ольгердович, дороженький!»
― Должен признаться, Ген Вадимыч. Шабревича я дружески предупредил о неявной угрозе покушения. Открытым текстом сказал. А Лева только посмеялся и отмахнулся.
По окончании многошумных судебных присутствий, когда с тебя, равно с Татьяны Бельской, предсказано сняли статьи уголовного уложения, исключая доказанное обвинение в побеге из следственного изолятора, надо сказать, доктор Евдокия, она же дорогая свекровь в законе, мал-мала запаниковала, переполошилась. Бросилась дурында сломя голову ко мне за советом, как ей найти киллера, чтоб избавиться от чересчур настойчивого и докучливого адвокатишки. Тогда-то я ей подбросил, чтоб отвязалась, координаты двух мерзких чмошников, знать ничего не знающих обо мне, сказал, на кого доверительно сослаться при контакте. Не помышлял я, что расчетливая лукавая Евдокия с бухты-барахты пустится этаки во все тяжкие. Как мог, ей-ей, растолковал я бабе-дуре, чем грозят ей опрометчивая заказная уголовщина и уголовка на стреме. Насколько я знаю, упертый молодой следователь из районного отдела к ней вплотную подбирается. Несмотря ни на что, никому не кланяясь, много чего, могу предсказать, свяжет вместе и повяжет тот мальчик Витя.
Таким детективным методом некоторые мои данные на фигурантов уголовного дела о злодейском убийстве Шабревича с женой находятся в этом кейсе у меня на столе.
Тебе, стал-быть, Вадимыч, принимать решение деликатно, каким образом, когда и кем, это дело будет шито-крыто к моему и твоему обоюдному удовлетворению.
Вот чего в моем чемоданчике, набитом хламом, ты не найдешь, так это занятных свидетельств по факту довольно экстравагантной смерти твоего дядюшки, полковника милиции Печанского А. С. Они у меня благонадежно, изолировано, хранятся в запретном банковском сейфе. Ключик от ячейки с указанием ее местонахождения тебе вручат в Киеве, в Сан-Франциско или еще где-нибудь. Там, где тебе заблагорассудиться отдохнуть по завершении нелегальных похождений в Минске.
Прими к сведению, кодовый замок и вот этот твой чемоданчик взламывать не надо, достаточно набрать пять цифр: твои месяц и год рождения…
Хочешь верь ― хочешь нет, тому доказательств не имею. Но слегка осадить, посадить тебя в воспитательных целях еще когда-то предлагал твой покойный Алексан Сергеич. Мол, оборзел и забурел племяш. Бога за бороду ухватил, сам черт тебе не брат. Придумал даже вариант с крупной подставой на ревизии. Но таковски совсем не по мне. Работа ― это святое. Да и вычислил бы ты меня в момент…
Коньячком остограммиться на мировую не желаешь, Ген Вадимыч? Или доброй водочкой с закусью?
― Не могу, люди ждут.
― Понимаю-понимаю. Оно, как знаешь, не смею дальше задерживать, ― весьма двусмысленно резюмировал Марьян Птушкин напоследок.
Влажные руки он не потирал, потому что по-прежнему несказанно опасался непреклонного визитера поздним ноябрьским вечером в престижном поселении в дачной местности под Боровлянами.
Глава пятьдесят седьмая Татьяна то вздохнет, то охнет
О том, что же у него лежит в крепком кейсе из рифленой пластмассы, запертом в багажнике их разъездной и расходной машины, Евген Печанский пока не счел нужным сообщать Тане со Змитером. Он всего лишь коротко распорядился:
― Едем в Смолевичи. Нам здесь больше делать не фиг.
Аналогично Тана Бельская никому еще не поведомила о состоявшемся у нее накануне слишком откровенном разговоре с Вольгой Сведкович. Без фиговых листков ваяли и валяли. Вось и навалили.
«Fucking blue, showdown[10]
, от п… и ниже», ― не слишком пристойно, синхронно на двух иностранных языках второй день размышляла Тана насчет того, сего.По приезду на смолевичскую ободранную хавиру проголодавшийся Евген тотчас озаботился полуночным ужином в виде обстоятельного омлета с гренками и консервированными овощами. Змитер, ограничившись фруктовым кефиром, парой колбасных и сырных бутербродов, без разговоров улегся спать с неумытой кислой рожей. А молчаливая Тана забралась в ванну. Она ее с утра отдраила, продезинфицировала, когда партнеры были на рекогносцировке в Боровлянах.