Конечная Остановка

На другого украинского подданного, то есть на Евгена Пичански, ночная кассирша почему-то сначала глянула с нескрываемым подозрением. Впрочем, он тотчас перевел дух, если неказистое обличье затрапезного интеллигента в учительских очках ее моментом успокоило. Тогда как паспортные данные российской гражданки Татьяны Курша-Квач она внесла в файл, в распечатку билета, в полицейскую систему компьютерной проверки с негласным розыском без особистых раздумий.

Видимое психологическое состояние Таны пока не вызывает у Евгена тревожного беспокойства: «Психопатической гуманерии, толстовщине и достоевщине она, очевидно, не подвержена. Видать, естественный гормональный отходняк с ней коли будет, то когда-никогда ужотка в Киеве. А впереди ― Москва, велика Россия, покамест в безвизовом режиме и без погранконтроля всем въезжающим из Беларуси…»

Возвращаться в Киев через Москву чугункой Евген Печанский придумал не просто так от нечего делать. По-европейски он уж стал готовиться к Рождеству и Новому году. Следовательно и последовательно, необходимы благорасположенные новогодние покупки, рождественские подарки ему самому и ближним. Это оно у него в первом декабрьском приближении. Или в трехнедельном отдалении, как поглядеть.

Во втором своечастном побуждении Евген отдельным параграфом-абзацем внес тоже немаловажное ситуативное дополнение. Все-таки его беспокоит по большому счету моральное состояние, расположение духа соратников, побывавших на Беларуси нелегалами с этаким несомненным криминальным уклоном. Отсюда и оттуда им троим надобно исподволь расслабиться, градус за градусом ослабить нервное напряжение.

«Оно нам самое то, на мой погляд, под стук колес в купе СВ, с разговором дорожным. Коли закусить в добра-пирога в поезде не очень-то разгонишься, то выпить в качестве и количестве ― всегда пожалуйста. Чего-ничего у меня припасено, в кешере с нетерпением лежит, радостно стоит на запасном пути».

В щекотливой человеческой натуре дело-то было. И в первой и во второй по Аристотелю. Если к радости окончания небезопасных гастролей примешивались грустные нотки в голосе и печальные тона обращенных друг другу компанейских фраз. Порой меланхоличные реплики нет-нет, да раздавались промеж дружеских хмельных здравиц и пожеланий единомысленных успехов. Привычки, обычаи, традиции объединяют род людской. Введем мимоходом ремаркой: выпивка, вареные яйца, жареная курица, кому-то халаты-пижамы, кому бесформенные спортивные штанины ― обыденны и привычны во время путешествий железной дорогой.

В дороге Евген, улучив пару хвилинок-минуток, тайком проник в Танино купе, педантично собрал в пластиковый пакет ее бизнес-одежду: юбку, жакет, блузку, галстук, колготки, побывавшие в деле. И выкинул в ночь, прочь, в вагонное окошко, по счастью, не заблокированное на зиму. Незачем ей микрочастицы крови на себе-то носить! Не по-людски это!

Наутро не только дорожный гардероб всей честной компании он наметил подобающе обновить в московских бутиках по московским, эдак прикинуть, ценам и ценникам. Ан мелочиться добрым мирным людям определенно не к лицу и не к бумажнику. Паче любых чаяний за корпоративный счет тороватого белоруса Марьяна Птушкина, ― улыбнулся Евген.

Тем временем полное птушкинское досье из кейсового чемодана Евген Печанский намерен по-аудиторски придирчиво и пристрастно изучить на досуге в Киеве, перекрестно, резонно проверить по возможности. Безоглядно доверять всему, сказанному и собранному Марьяном Птушкиным, было бы неразумно. И в дебет, и в кредит.

Билеты на киевский поезд Евген, кстати, предварительно и легально заказал, воедино оплатил с кредитной карточки посредством интернета. Хорошо б домой в Дарницу поскорее самолетом, но, к сожалению, погода в последние времена чересчур нелетная для воздушного сообщения между Украиной и Россией. А вот железнодорожные пассажирские составы между двумя враждующими странами и народами до поры и военного времени еще ходят.

Невозможно и не резон в походном порядке утверждать, будто наша троица политэмигрантов, изгнанников из Беларуси интегрально мыслями и помыслами сообща устремляется драматически в Москву наподобие трех чеховских сестер-лимитчиц. За маленьким столиком в купе спального мягкого вагона Евген, Змитер и Тана хорошим добрым словом больше поминали Минск альбо Менск, тамошних далеких друзей и доброжелательных менских знакомых. Воистину прав великолепный солнечный классик русской поэзии: иных уж нет, а те далече!

― На жаль, к деду Двинько на хату не удалось заскочить, пообщаться, ― выразил их общую белорусскую думу Змитер Дымкин. Оттого и выпили от души за писательское здоровье и долголетие дядьки Алеся.

Заедино, от словесности к слову, вторично помянули убиенных Льва Шабревича с Альбиной. Вслед хорошего адвоката Михася Коханковича, нынче юридически и процессуально живо озадаченного их общим объединенным делом.