Конечная Остановка

Сегодня, к слову, Евген не уведомлял надзирателей о прогулке. Следовало бы дождаться запланированной свиданки с адвокатом. А то чего доброго отправят Леву долой свистуны и шныри коридорные. Дескать, не положено во время массового прогулочного ввода и вывода заключенных. Один раз так оно вам у них и было, у свистунов влагалищных.

На свидание Евгена вызвали, как он и ожидал, когда его сокамерника покуда не вернули с прогулки. Затем начались сплошные неожиданности. И пошла тебе нечаянная веселуха!

Вместо веселого адвоката Шабревича в допросной комнатке сидел скучный такой следователь Юрий Пстрычкин. Самым засушливым голосом этот недотыка из Генпрокуратуры ― стрекулист, а не важняк, так сказать, ― докладывает, зачитывает подследственному Евгению Печанскому об изменении меры пресечения на основании такого-то постановления Мингорсуда.

―…Вот так! Получи и распишись, подследственный! ― уже в камере Евген вполне переварил новость, о чем и сообщил Змитеру. ― Лева-то Шабревич мне о такой вот возможности говорил, но я ему почему-то не поверил.

Не горюй, брателла! Я отчего-то уверен, предчувствую, на следующей неделе вы, спадар Иншадумцау, тоже будете гулять на воле, Змитер ты мой Дымкин. И тебе, брате, скажут: на выход с вещами. А свобода вас встретит радостно у входа. Если не братьев с воронеными фантазийными мечами, то цветы я вам уж точно обещаю, политзаключенный Инодумцев!

Хотя у самого Евгена несколько не случилось на выход из камеры с вещами на свободу. Живо собранный сине-красный поперечно-полосатый кешер с тюремными пожитками пришлось по требованию конвоиров не трогать. Однако на радости такой Евген не насторожился, оставил шмотник в камере. Без малейших супротивных возражений и прокачки неотъемлемых зековских прав.

Евген также не имел ничего против исподнего и дотошного личного обыска в полуподвальном закутке рядом с выходом из тюремного, мертвого и скорбного желтого дома. Дело оно тут-ка обычное, затяжное перед этапом. Так же, как и долгое, подобное президентству Луки-урода, часовое ожидание, пока куда-нибудь направят и отправят подневольного зека. Не важно куда спровадят, в суд ли, в другую тюрягу, на зону. Или даже на волю, как в его случае.

«Порхнуть птичкой-бабочкой ― это тебе не порскнуть охотничьим псам!»

Наконец, выводят Евгена без наручников в тюремный двор. Усаживают в темный закрытый микроавтобус. Зачем-то побок с вооруженным под завязку конвоем в пограничном камуфляже. «Четыре хмурых погранца без собаки. Плюс двое в кабине. Уважают и провожают, что ли?».

― Велено доставить на КПП, ― угрожающим тоном сподобился на краткое объяснение старший наряда в майорском звании.

Выехали из тюремных ворот с небольшой задержкой. Миновали внутренний двор между гебешными зданиями, ― прикинул Евген. А вот и остановка у внешних ворот на КПП. Возле него вход в приемную, где обещали отдать бывшему зеку его барахлишко после положенного шмона. Спрашивается, а чего такого ему неположенного он сможет вынести из гебешной тюряги?

Ну да черт с ними, с вертухаями! Им тут до пенсии припухать в крытке, так скажем.

На воле, на обычной городской улице Евген было подумал скоренько растасоваться между прохожими. Рвануть отсюдова побыстрее и подальше. Чего тут больше делать? Барахло ему до фиолетового фонаря. Но вот паспорт РБ надо бы забрать.

Евген оглянулся на своих недавних конвоиров, внимательно из распахнутых дверей микроавтобуса наблюдающих за подследственным, отпущенным под подписку о невыезде. На тротуаре малолюдно. Однак кому здесь прогуливаться?

В том, что его профессионально пасут, Евген немедля убедился, чуть глянув на двоих в штатском и на третьего немного поодаль. Все трое в особинку с безличными уклончивыми взглядами. Надо думать, наружка отныне будет назойливо держать его под плотным наблюдением. Но погранцы-то зачем? Для демонстрации силы? Или у них другой приказ? Ликвидация при попытке к бегству? А это ужотка очень и очень неприятный расклад. По большому контрольному счету. В дебет и в кредит.

Со всем тем Евген особо не раздумывал, заходя в приемную следственного изолятора КГБ на столичной улице Урицкого. Не очень его обеспокоило и то, почему вслед за ним слаженно двинулись сопровождающие лица в штатском обмундировании и в пятнисто-зеленом камуфляже.

Ну а там, в приемной, его уж дожидались сияющий как медный таз на солнышке следователь Пстрычкин и безрадостный адвокат Шабревич. Лева молча развел руками, виновато отвел взгляд в сторону. Зато старший советник юстиции Пстрычкин звонким, чуть ли мальчуковым дискантом, предъявляет подследственному Печанскому еще одно, немыслимо новое обвинение по уголовной статье 295 о торговле оружием. Соответственно знакомит его с подготовленным судебным постановлением об аресте и применении меры пресечение в виде содержания под стражей.

«Стало быть, моя «беретта» пошла у них в ход. Или же в следственной предъяве чего-нибудь потяжелее будет значиться… Боже, упаси…»