Конечная остановка

Ужин проходит мрачно. По счастью, за столом присутствует наш новый сотрапезник, который долго толкует нам о своих передрягах с зубным врачом. После десерта я буквально удираю. Чего я не выношу, так это не холодность и даже не злобу — нет, это еще куда ни шло, — а ненависть, которая становится чуть ли не осязаемой. Возможно ли, чтобы за такой короткий срок… Выходит, она была настолько уверена, что я уже у нее под башмаком? Мысли, которым еще вчера я не позволил бы даже зародиться, сегодня сверлят мне мозг. Эти три происшествия, столь ловко подстроенные, не свидетельствуют ли они о чудовищной решимости, способной проявляться и в дальнейшем?..

Разумеется, я преувеличиваю. Я, в свою очередь, ищу причину сердиться на нее, чтобы не покидать поле боя без борьбы. Но вполне возможно, что в конце концов она вынудит меня покинуть «Гибискусы», так как эта холодная войнам мне не по зубам!

21 час.

Я теряю представление о времени. С самого начала мне следовало бы помечать не только часы, но и дни. Я уже не помню, когда написал последние строчки этого дневника, что, впрочем, несущественно, поскольку за истекшее время ничего знаменательного не произошло. Мало-помалу мы с Люсиль научились избегать друг друга. Я обедаю и ужинаю примерно за час до нее. Мы неизбежно сталкиваемся, но обрели власть над своими глазами, и наши взгляды больше не притягиваются. Тем не менее я ощущаю ее присутствие с мучительной силой. Прежде чем выйти из квартиры, я выжидаю, смотрю в обе стороны коридора. Я остерегаюсь углов — будь то в коридоре, холле, на аллеях парка, где из-за неожиданности встречи рисковал бы не совладать с собой. Во второй половине дня, чего бы мне это ни стоило, я ухожу подальше от «Гибискусов», захватив с собой книгу; я беру напрокат шезлонг и усаживаюсь в тени над пляжем. Постепенно у меня выработались свои маршруты, остановки, я хожу по городу, в толпе, совсем как пугливое животное, у которого есть в лесу излюбленные тропинки и тайники. Естественно, я не переступаю порога библиотеки. Ею теперь заведует мадам Жоффруа. Я уже избегаю даже намеков на Люсиль в разговорах с Франсуазой и Клеманс, и тем самым мне удается выкроить себе минутку спокойствия, — я хочу сказать такую, когда я думаю о ней без враждебности.

О ней и об Арлетте! О ней и о любви! О ней и о женщинах вообще! И пусть мне объяснят, почему моя любовная жизнь в целом оказалась сплошным промахом. Что скрывается за причинами, которые я всегда толковал в свою пользу? Почему, к примеру, я сумел так быстро оторваться от Люсиль? Что толкнуло меня составить против нее настоящий обвинительный акт, даже и не пытаясь заслушать ее защитительную речь? Я был обязан сказать ей о своих подозрениях, а предпочел объявить ее виновной с места в карьер. И теперь я спрашиваю себя: уж не Арлетте ли я мщу за моральные убытки через Люсиль? Не знаю. Такая мысль, однажды придя мне в голову, станет навязчивой идеей, — уж я-то себя знаю. Разве полюбив Люсиль, я не обещал себе заставить ее страдать? Разве не этого я добивался? Если у меня внезапно пробудился к ней интерес, то не потому ли, что с самого начала я принял сторону Жонкьера? Так же как потом — сторону Вильбера и Рувра? Сторону жертвы? Жертвы обмана? И все это под личиной любви. Почему бы и нет? Разве после своей депрессии я не превратился в дичь, за которой охотится психиатр? И какова потаенная связь между моим намерением покончить с собой и этим странным любовным порывом, который сблизил меня с Люсиль? Я дорого бы заплатил, чтобы разобраться в движениях своей души.

21 час.

В моих вещах кто-то рылся. Кто-то пробрался ко мне в квартиру. Я в этом почти уверен. Рылись в ящике моего письменного стола. Читали мои записки. Доказательство? Страницы перепутаны — шестая оказалась впереди четвертой, двадцать пятая на месте двадцать второй. Я слишком люблю порядок, чтобы самому учинить такое безобразие. В прежней квартире я принимал меры предосторожности и, уходя, прятал папку с бумагами, а здесь, забыв о подозрительности, ограничивался тем, что клал ее в ящик, оставляя ключ в замочной скважине. Зато я тщательно запираю дверь в квартиру. Значит? Кому-то пришлось воспользоваться отмычкой. Достать ее — не проблема. Вторых ключей здесь сколько угодно. Кому же было любопытно прочесть мой дневник? Кому? Ясное дело — Люсиль!

Ей известно, что я записываю свои размышления день за днем. Она думала, что прочтет историю наших отношений, описанную черным по белому, и, возможно, узнает подлинные мотивы нашего разрыва. Черт побери! Все ясно как Божий день. Она воспользовалась одной из моих длительных отлучек. И, оставаясь тут, прочла всю рукопись. Теперь она знает, в чем я ее подозреваю. Есть от чего приуныть. Как она отреагирует? Невиновная или виноватая, она должна меня смертельно возненавидеть. Тут уж я бессилен. Зло свершилось. Я чувствую себя голым и беззащитным. Если бы я мог, я бы незамедлительно уехал. Спрятался в другом месте. Но берегись! Чувствуя себя разоблаченной, даст ли еще она мне уехать?